Книга Откровения Екатерины Медичи - К. У. Гортнер

И вот как-то утром я дала шпоры кобылке и поскакала вдогонку за королем. Наградой мне, когда я нагнала мужчин, стало безмерное удивление Франциска и неодобрительные взгляды его спутников.

— Позвольте мне сегодня поехать с вами, — сказала я.

— Надеюсь, ты умеешь обращаться с луком и стрелами. — Пристально посмотрев на меня, король кивнул и пришпорил жеребца.

Под заливистый лай гончих, которые почуяли добычу, я поскакала за Франциском, наслаждаясь видом мелькающих мимо деревьев. Низко растущая ветка зацепилась за мою шапочку и сорвала с ее головы, я громко рассмеялась. Пригнувшись к мускулистой шее кобылки, я подгоняла ее, исполненная решимости ни на шаг не отстать от прочих. И вот на краю прогалины я увидела молодую лань, которую загнали собаки. Прижав уши к точеной головке, округлив от ужаса выразительные глаза, она отбивалась копытами от кружащих вокруг нее псов.

Франциск поманил меня. Спутники его, удерживая взмыленных скакунов, глазели с откровенным презрением.

— Она твоя, — промолвил король. — Даруй ей достойную смерть.

Я встретилась с ним взглядом. Мне не хотелось убивать это животное, которое так отчаянно сражалось за жизнь, и все внутри меня противилось этому, однако я подняла лук и наложила стрелу. Дождалась, покуда лань вскинется на дыбы, стремясь увернуться от прыгнувшего пса, зажмурилась и пустила стрелу. Мужчины ахнули в один голос. Напряженную тишину нарушили крики псарей, которые осаживали разгоряченных собак. Открыв глаза, я увидела, что лань лежит мертвая и в груди у нее торчит моя стрела.

Я обернулась к Франциску, и тот жестом велел мне спешиться. Отрезав правое ухо лани, он провел кровоточащим краем по моей щеке, измазав ее теплой еще кровью, а затем вручил мне этот трофей.

— Хоть ты и жалела ее, — проговорил он, — но колебаться не стала. Такова жизнь, малышка. Порой приходится первым нанести удар, не дожидаясь, пока ударят тебя.

И, буйно расхохотавшись, повернулся к своим спутникам:

— Нынче моя невестка доказала, что я могу ею гордиться! Она охотница не хуже мужчины и, думаю, лучше, чем некоторые из вас.

Те поддержали его неискренним смехом, а я сияла от счастья. В тот день я вернулась в замок бок о бок с королем, на щеке моей красовалась подсохшая кровь убитой лани, а в кошеле у пояса лежало ее ухо. К тому времени уже все придворные собрались во внутреннем дворе. Я улыбнулась, заметив изумление на лицах дам, когда они увидели меня скачущей рядом с королем Франциском и разглядели на моем лице кровавую отметину охотничьей удачи. Теперь им действительно было о чем посплетничать, хотя я была не настолько наивна, чтобы отныне уверовать в свою безопасность. Пускай я получила право охотиться вместе с королем, но все же оставалась бездетной супругой, а Генрих был вторым после дофина наследником трона.

Я должна была родить сыновей, дабы обеспечить продолжение династии Валуа. Если я потерплю неудачу, то буду обречена на гибель, как та лань, чью жизнь отняла на сегодняшней охоте.

А потому я стремилась как можно чаще быть на виду, надеясь, что, если и впредь буду привлекать внимание двора, кто-нибудь из вездесущих сплетников уведомит Генриха, что его супруга герцогиня становится популярной особой. Я заманивала Маргариту в галереи, залы, сады, и в их изобильной роскоши мы просиживали часами, окруженные стайкой фрейлин.

Миновала неделя, другая, а от Генриха не было вестей. Я начинала чувствовать себя дурой, разряженной в пух и прах, но так и не добившейся желаемого. Мне было бы легче убить еще тысячу ланей, нежели сносить внимание дам, которые приветствовали меня с хищной улыбочкой, и учтивые поклоны кавалеров. Все они, без сомнения, за моей спиной шептались, что эта Медичи лезет вон из кожи, лишь бы доказать, что она здесь своя. Пускай я и заняла почетное место среди «маленьких разбойниц», но все же оставалась чужеземкой, которой посчастливилось залучить в сети принца, да и тот предпочитает общество своей любовницы.

Именно тогда в моем сердце зародилась ненависть к Диане де Пуатье. Я еще даже в глаза ее не видела, но если б увидела, то непременно подлила бы в ее кубок снадобья из склянки Руджиери. Эта женщина осквернила мою новую жизнь, превратила ее в нечто ужасное, а у меня не было никакого способа разрушить ее козни.

Как-то днем, после обеда я, как обычно, сидела в своем громоздком пышном наряде, держа в руках книгу, присланную из Флоренции, и притворяясь под колкими взглядами придворных, что всецело поглощена чтением. И вдруг осознала, что больше этого не вынесу. Я резко встала.

Маргарита тут же повернулась ко мне.

— Екатерина, тебе дурно? — участливо спросила она, хотя косилась на подходивших к нам придворных — из той породы людей, которых она обожала вовлекать в светский разговор, чтобы блеснуть превосходством своего ума.

— Просто не сидится, вот и все. Пойду, пожалуй, прогуляюсь.

Она привстала было, но я ее остановила:

— Нельзя разочаровывать твоих друзей. Они будут безутешны, если ты сейчас уйдешь, так и не подавив их величием своей учености.

— Ты уверена, что… — Маргарита улыбнулась с довольным видом.

— Безусловно! — перебила я и направилась к дальним дверям галереи настолько быстро, насколько позволял жесткий бархат тяжелых юбок.

Едва скрывшись из виду, я сдернула двурогий чепец, расшитый крупным жемчугом, сорвала накрахмаленные брыжи и отшвырнула их прочь, не заботясь о том, что все это стоило изрядных денег. Затем расстегнула кружевной воротник с серебряной каймой, освободила волосы из плена тончайшей сеточки и тряхнула головой, позволяя им рассыпаться по плечам. Сунув книгу в карман, я решительно направилась к террасе.

Покой и тишина — вот и все, что мне сейчас было нужно, черти бы побрали мое неверное будущее!

Обогнув искусственное озеро, я углубилась в неухоженную часть дворцовых угодий. Аккуратно подстриженные клумбы сменились беспорядочной вольницей каштанов, ив и папоротника. Тропинки, причудливо извивавшиеся в буйной зелени, пестрели пятнами солнечного света. Слышалось пение птиц, шорох листьев; один раз огненной молнией мимо пролетела спугнутая лисица. Я и позабыла, как прекрасна французская земля за пределами вычурного великолепия двора.

Когда-то мы с Маргаритой уже бродили здесь, и теперь я стала искать полянку, которую мы обнаружили во время своей вылазки, заросшую сочной густой травой. Мне подумалось, что я могла бы полежать там немного и почитать; однако, судя по всему, я где-то свернула не туда, потому что оказалась в буковой рощице. Фонтенбло не был обнесен стенами, и ничто не мешало мне заблудиться, поэтому я остановилась.

И тут заметила, что впереди между деревьев идет человек.

Он был одет в кремовый камзол, кожаные штаны и сапоги для верховой езды, доходившие до бедер. Он был без шляпы, и ветерок ерошил густые каштаново-рыжие волосы. Опустив голову и сцепив руки за спиной, он был так погружен в собственные мысли, что я сделала было шаг назад, не желая беспокоить его. Под моей ногой хрустнула сухая ветка, и в лесной тишине этот звук раздался неестественно громко.