Книга Живые истории - Андрей Макаревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для начала я решил копнуть историю и выяснить наконец, что из себя представлял настоящий «Оливье», названный в честь его создателя — шеф-повара Оливье из ресторана «Эрмитаж». Перелистал несколько старинных кулинарных книг, нашел только в пятой. Нашел — и поразился: ничего общего с тем, что мы едим сегодня. Вареный картофель, свежие огурцы, рябчики (филе), раковые шейки, оливки, трюфели — все режется крупными кружками, укладывается послойно и перемежается смесью майонеза с… соевым соусом! Все достал (включая трюфели), собрал как положено — вкусно! Но не из детства. И тогда я сделал еще один салат — Из Детства Улучшенный.
Конечно тот, старинный, был с колбасой. Докторской. Подозреваю, что мясные ингредиенты на этом и заканчивались. Но ведь жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее. В общем, вот мои ингредиенты (кстати, почти по Новикову — уже потом прочитал): вареная картошка, вареная морковка, огурец (свежий и соленый — пополам), яйца, зеленый горошек, куриная грудка, телячий язык, немного копченой утиной грудки (не переборщить!), репчатый лук, каперсы. Главный фокус — все должно быть исключительно любовно порезано на кубики с ребром не более 5 миллиметров. При этом ни картошка, ни яйца не должны рассыпаться. Предупреждаю — это адский труд, не всем дано. Можно обратиться за помощью к спокойной и доброй пожилой женщине. А вот в майонез добавьте пару ложек соевого соуса — в память о господине Оливье. Не пожалеете.
Забавно, что оба моих салата в результате заняли первое место. Хотя спортсменов на старте было — знаете сколько? Штук сто! Ну ладно, десять.
В общем, рекомендую оба изделия — если, конечно, найдете трюфели и спокойную добрую пожилую женщину. Удачи!
Подушкино, 2001
Само слово «икона», сама музыка этого слова — удивительна: там смирение и тихая печаль, запах воска и Времени, уложенного в столетия. Немного так точно звучащих слов в русском языке.
Никогда я не считал себя ни знатоком, ни коллекционером икон. Всегда, как казалось мне, разделял: икона как произведение искусства, написанное художником, и икона как предмет поклонения, нечто сакральное. Первое интересовало меня больше.
Середина восьмидесятых. Мы небольшой компанией путешествуем по Северу — Архангельская область, Мезенский уезд, деревня Кимжа. Огромные, как дредноуты, дома из черных необхватных бревен, из оставшихся жителей — бабки, правнучки сбежавших сюда староверов. Здесь никогда не было крепостного права. Бабки суровы, и восхитительный их северный юмор под этой суровостью разглядишь не сразу — сначала тебя должны принять. Или не принять. В нашей компании — мой товарищ, человек ушлый, имеющий к иконам явный интерес, причем отнюдь не альтруистический. Мы пьем чай в доме бабки Матрены. Бабка Матрена жалуется на здоровье, говорит, что осенью собирается в дом престарелых в Архангельск — зимой одной совсем тяжело. В красном углу у Матрены висит очень необычный Георгий Победоносец — старый, ковчежный, квадратной формы. Мой товарищ не сводит с него глаз, и глаза его горят. Весь вечер потом он уговаривает меня побеседовать с Матреной насчет продажи — сам что-то робеет. Никогда с ним такого не бывало. «Нет уж, друг мой, — говорю я, — тебе надо, ты и проси. Зайди и сам попроси. И учти — продать не продаст, а просто отдать может». Я этих северных жителей знаю лучше, чем он.
Утром следующего дня я иду на рыбалку, а мой товарищ направляется к бабке Матрене. Я вижу, как он доходит до ее калитки и — останавливается. Я возвращаюсь с реки через пару часов и с изумлением застаю его, стоящего на том же месте в той же позе. Он так и не смог войти. И не попросил. Язык не повернулся. При том, что опыт в этой области имел большой.
Так что где кончается икона-картина и начинается икона-чудо — большой-большой вопрос.
Примерно год назад отчаянные ребята из арт-группы «Война» молниеносно и слаженно нарисовали тридцатиметровый хер на половине питерского моста непосредственно перед его разведением, то есть поднятием. После чего мост развели, хер медленно и торжественно восстал. Было много смеха и шума, ребятам присудили высшую художественную награду.
А что, я бы тоже дал. За храбрость.
Прежде чем говорить о чем-либо, следует определиться в понятиях. Что такое искусство? И я полез в словари. Начал, как обычно, с Даля. И знаете, что? Не поверите. Нет в словаре Даля слова «искусство»!
Ни фига себе!
И у Фасмера я это слово не нашел — стоит ссылка, я так и не понял куда. Прочие словари, имеющиеся в моей библиотеке — Ушаков, БСЭ, — дают примерно одинаковые ответы: искусство — творческая художественная деятельность, художественное творчество в целом. Подходит это определение под то, что сегодня принято называть актуальным искусством? Ну, в общем — да.
Есть, правда, тут же второе значение слова «искусство» — это владение предметом в совершенстве, высшая степень мастерства.
С этим сложнее.
В начале прошлого века Казимир Малевич нарисовал черный квадрат. И родился концепт. Он этих квадратов, собака, как выяснилось, штук восемь нарисовал. Как чувствовал.
Концепт не требует мастерства. Он освобождает художника от этой химеры. Роди идею — и самовыражайся, херачь. Станешь великим художником, как Леонардо. И неважно, что ты не можешь рисовать, как он, неважно, что ты вообще не умеешь рисовать. Зачем? Он уже все нарисовал!
Кстати, кто это?
У меня на книжной полке лежит несколько открыток времен Первой мировой. Боже, какой у людей был почерк! И это не художник — какой-то поручик пишет с фронта своей любимой. Я уверен, сегодня так уже никто не напишет. Через пару лет многие страны перестанут учить детей держать в руках ручку. Зачем? Вот она, клава, давай стучи. На фига тебе мастерство выведения букв?
Потому что это красиво, идиоты.
Футуристы сбросили Пушкина с корабля современности — даешь новое пролетарское искусство! Дыр бул, гыл щур. Не вышло — не утоп Пушкин у футуристов, кишка у них тонковата оказалась. На тот исторический момент.
Возвращаясь к определениям, рискну дать свое. Примерно так: искусство есть стрельба в неведомое, где степень точности попадания соответствует степени приближения человека к Богу.
Фи, как старомодно, правда?
А ведь Бог есть любовь.
Поэтому и Мадонна с младенцем — это любовь, и рождение Весны — это любовь, и портрет неизвестной — любовь, и девочка на шаре, и…
Актуальное искусство бежит от любви, как черт от ладана. А знаете почему? Потому что когда поешь песню о Любви — нельзя сфальшивить: сразу будет слышно. Шилов получится. Вот все остальное можно замечательно уместить в концепт: стеб, еще стеб, разрушение, смерть, многозначительность и еще немного стеба.
