Книга Моролинги - Максим Дегтярев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яна уже подготовила список сотрудников «Виртуальных игр»; с помощью него я отсек всех коллег Корно, поскольку рассудил так: если Корно и Счастливчик – два разных лица, и если они связаны между собой, то вряд ли Счастливчик является сотрудником компании. Скорее всего, он откуда-нибудь со стороны. И вряд ли Счастливчик – компьютерный гений, поскольку Корно сам являлся таковым.
На этом творческая работа закончилась, и я погрузился в рутину, то есть в чтение писем.
Полный ноль. Мог бы и не читать. Ларсон использовал эти три часа куда более продуктивно.
– Что ты тут делаешь? – спросил он едва продрав глаза.
Мне было трудно ответить однозначно. Письма с читабельным текстом я просматривать закончил. Теперь, от нечего делать, разглядывал картинки, то бишь слайды, которых было полным полно в почтовом ящике жертвы. Большинство слайдов походили на те картины, что я видел в доме Корно: монстры-захватчики, герои-освободители и весьма продвинутые в технологическом плане, но абсолютно аморальные инопланетные сапиенсы. Слайды с симпатичными девушками, я уверен, Корно использовал только в профессиональных целях. Целый выводок блондинок, брюнеток, рыжих и даже лысых девиц – как пышненьких, так и худеньких – предназначались в усладу виртуального героя-освободителя.
– Тебе кто больше нравится? – спросил я в ответ.
Ларсон потер глаза и сфокусировал взгляд.
– Тьфу, куклы крашеные, – обругал он девиц, но потом добавил: – Вон та, с веснушками, вроде ничего. – Верный Ларсон выбрал девицу, похожую на его собственную жену, но в молодости. – Это все что ты нашел?
– Есть еще две роты мускулистых мужиков. Показать?
– Оставь девиц, – скомандовал он. – Погоди, я что-то не совсем понимаю. К чему весь этот канкан?
– Фотопробы или вроде того. Дизайнеры подбирали для него прототипы будущих персонажей. Кроме персонажей, тут есть еще слайды с эскизами сапиенских планет, городов и звездолетов, и эскизы руин тех же городов и звездолетов.
– Руин? А руины зачем?
– Хью, ты, верно, толком не проспался. Что же герою делать с сапиенскими городами, как не превращать их в руины?
– И то правда. К «Шести дням творения» эскизы есть?
– Навалом. Но там сплошная абстракция: галактики, звезды, планеты, причем безжизненные. Не знаю, как они нам помогут.
– Ты хочешь сказать, что девицы нам помогут. Не верится что-то. Ты хотя бы выяснил, что за игру он ваял, пока не умер?
– Приблизительно. Я бы назвал ее «ШТИ» – «Шесть тысячелетий истории».
– Продолжение «ШДТ»?
– В каком-то смысле. Игроку предлагается заново творить историю. Правда, на готовом человеческом материале.
– Ну это не интересно, – разочарованно пробормотал Ларсон и зевнул. – Как ты это определил?
– По слайдам. Там есть десяток слайдов с персонажами – начиная с древних египтян и кончая какими-то расфуфыренными клоунами из позднего средневековья.
– У тебя только пять тысяч лет набирается, – тоном знатока заметил Ларсон.
– Да это я так, округлил, можно сказать. Впрочем, у всех есть свои консультанты. У меня – вот ты, например. А у Чарльза Корно – некто Казимир Цанс. Они довольно активно переписывались в последнее время. Кажется этот Цанс, как и ты, знает все. Вот четыре письма от Цанса с математическим формулами. Тридцать страниц в общей сложности. А вот ответ на вопрос, сколько жен мог иметь фараон Тутмос Третий. Вероятно, для игры это очень важно. Смотри, Хью, вопросец еще хлестче: правда ли, что у древнеегипетских богов было принято состязаться друг с другом в… ну, грубо говоря, кто кем овладеет. Крепко так, по мужски. И Корно описывает какую-то историю про Хора и Сета – древнеегипетские боги, очевидно. А Цанс отвечает, что, мол, нечасто, но случалось. Например, как раз с этими Хором и Сетом.
– Твой Корно сдвинулся на почве неуемной страсти. Не удивлюсь, если в конце концов выяснится, что убил его все-таки Амирес, приревновав к какому-нибудь Хору или Сету.
– Или к Цансу. Надо бы с ним побеседовать. Он не сотрудник «Виртуальных Игр», поэтому на рекомендации Краузли можно наплевать.
– Разумно, – согласился Ларсон. – Поеду-ка я домой. В «ШДТ» можно и дома поиграть. Прежде, чем встречаться с Цансом, не забудь поставить в известность Шефа, а то мало ли что…
Он стал собираться домой, а я направился к Шефу за разрешением на встречу с Казимиром Цансом.
Ученый секретарь кафедры Динамического Моделирования, мадемуазель Ливей переключила экран компьютера со скучных графиков и таблиц на грандиозную панораму зарождавшейся Вселенной и погрузилась в игру.
Обращением «мадемуазель» Жанна-Мария-Виолетта Ливей была обязана трем вещам. Во-первых, несмотря на свои тридцать девять с хвостиком (хвостик тщательно скрывался под слоем недорогой косметики) она никогда не была замужем. Во-вторых, ее друзья и коллеги не смогли прийти к единому решению, которое из трех имен: Жанна, Мария или Виолетта использовать в качестве повседневного обращения.
И, наконец, в-третьих, и это пожалуй самое главное: так изящно и непринужденно грассировать в любом слове, где едва есть намек на звук "р", в Фаонском Университете не умеет никто. Раз в детстве заслышав, что «она умней чем красивей», Жанна-Мария-Виолетта смирилась с уготованной ей ученой судьбой. Научная карьера шла ни шатко ни валко, и подлинной страстью мадемуазель Ливей стали компьютерные игры.
В этот полуденный час на кафедре кроме нее никого не было. С непослушными галактиками Ливей справлялась одной левой, попутно прихлебывая горячий чай из высокого граненого стакана в серебряном подстаканнике, который она не опуская держала в правой руке. Десяток поколений ее предков по женской линии держали этот старинный подстаканник именно так: двумя пальцами за ручку, оттопырив далеко мизинец и уперев его в первую справа от ручки, выпуклую драконью мордочку – такие мордочки, в числе восьми штук, украшали основание подстаканника. Поэтому первая справа от ручки мордочка сверкала ярче ядра новорожденной галактики в то время, как остальные мордочки были тусклыми и потемневшими от времени, как какие-нибудь, так и не ставшие галактиками, туманности.
– Похожа на пьяного осьминога, – указал я мадемуазель Ливей на новорожденную галактику.
Ливей вздрогнула от неожиданности, ибо я подкрался к ней сзади вполне беззвучно. Стакан в подстаканнике дернулся, и порция горячего чая оказалась у меня на брюках.
– Ой, вы не обожглись? – заволновалась она. Полезла за салфеткой. – Давайте, я вытру.
– Само высохнет, – пообещал я, в душе радуясь тому, что практически без труда установил контакт с ученым секретарем. Ради такого и штанов не жалко.
– Никогда не видела пьяного осьминога, – оправившись от частичной потери чая, тяжко вздохнула Ливей и добавила: – Как, впрочем, и трезвого. Но, вероятно, вы правы…