Книга Плывущий медведь - Фруде Грюттен

Я подумал, что мне надо работать и быть в зоне доступа. Никогда не знаешь, что случится. Сербов могут арестовать. В городе — начаться беспорядки. Мало ли… И все же день для свидания — самый подходящий. Все вокруг заняты своими делами, и им не до нас. Может, проделать во времени дырочку и улизнуть?

— Ты должен, — сказала она. — Мы должны.

Сколько же раз такое уже случалось? Я думал, что все, конец. Но конца не предвиделось. Конец. Продолжение. Все кончено. Ничего не кончено.

— Поцелуй, — попросил я.

— А если кто-нибудь увидит?

— Поцелуй.

— Роберт, секунда — и все пропало.

— Поцелуй.

— Роберт…

Она послала мне воздушный поцелуй.

— Я подберу тебя в полдесятого? — спросила она. — Возле автозаправки?

Я закончил разговор, но не торопился уходить из парка. Даже лучше, если все это закончится. Тогда можно будет с криком разбить голову об асфальт. Теперь тело не понимало, чего надо голове. Я был рад, что Ирен хочет меня видеть. Мне было грустно, что она не хочет, чтобы мы были вместе.

Я не мог встать со скамейки. Тени деревьев полосовали брусчатку. В этом парке камней не было почти ничего. Только пара статуй, несколько скамеек и фонтан, забитый мусором и обертками от мороженого. Люди приходили сюда в основном на первое мая и на семнадцатое.[9]

Мне никогда здесь не нравилось. Когда я был в парке камней, то всегда думал о других далеких местах. Местах, где можно встать со скамейки и уйти прочь.

~~~

Позвонил Мартинсен. Им была нужна машина. Я спросил, неужели нельзя взять одну напрокат. Мартинсен ответил, что сама машина — не проблема, нужен шофер, хорошо знающий местность. Срочно. Я не спеша подошел к «вольво» и повел машину к полицейскому участку. Там в нее запрыгнули Мартинсен с Боддом. Мне было сказано следовать за черным «саабом», который ехал по Фольгефонгате. Я спросил, что происходит.

— В черном «саабе» — «Верденс Ганг», — откликнулся с заднего сиденья Бодд.

Я поехал по Фольгефонгате и догнал «ВГ» еще до выезда на главную дорогу. Мартинсен глянул в боковое зеркало.

— А вот и «Дагбладе» с «НТБ», — сказал он.

— А Крипос не видно? — поинтересовался Бодд.

Он сказал, что они едут на двух автомобилях: белой «субару» и «тойоте» стального цвета. Я заметил эти машины чуть впереди «сааба». Они мигнули левым поворотником и выехали на главную дорогу. Колонной мы поехали по долине. В Эйде машины Крипос покружили по улицам и поехали обратно. Медленно, так, что висеть у них на хвосте было легко. Казалось, будто они и сами не знают, куда ехать.

— Куда они едут? — спросил я.

Бодд сказал, что не знает. Но, если за Крипос поехали «ВГ», нам остается только ехать за ними. У них-то с полицией — отличный контакт. Когда полиция хочет кому-нибудь что-нибудь сообщить, всегда сообщают «ВГ». Мы снова поехали к центру и дальше, на запад. Мне показалось, что с нами играют. В кошки-мышки. Бодд спросил, живут ли беженцы где-нибудь, кроме приюта. Я ответил, что кто-то живет в центре города, но там, куда мы едем — никто.

— А кто в таком случае там живет? — продолжал Бодд.

— Я живу, — ответил я.

— Черт, так это тебя ищет полиция? — осклабился Бодд.

У бревенчатого лагеря «Родной дом» обе полицейские машины притормозили. Потом поехали по гравийной дорожке к месту для пикников. За ними отправились «ВГ». Я решил не отставать. В боковое зеркало я видел, как вплотную следуют «Дагбладе» и «НТБ».

Мы добрались до маленького плато над фьордом и остановились на его краю. Из «субару» вышли трое мужчин и одна женщина. Из «тойоты» — четверо мужчин. Бодд щелкнул пальцами.

— Какого лешего они сюда приперлись? — спросил он.

Через лобовое окно я увидел, как один мужчина открывает багажник. Вынимает сумку и относит к столику. Женщина идет с пакетом из «Кооп-Меги».

— Что, черт возьми, они с собой притащили? — спросил Бодд.

Появился даже Борода из «Хардангерской народной газеты». Прикатил на старой «Ладе». Вон вчерашний парень из Крипос, который давал пресс-конференцию. Он шагал прямо к нашей «вольво».

— Что происходит? — поинтересовался Бодд с заднего сиденья.

— Пиццу будут есть, — ответил я.

Полицейский наклонился к нашему боковому окну.

— Вы голодные? — спросил он.

Мы не отвечали.

Полицейский сказал:

— Если вы не голодные, дайте нам поесть спокойно.

Он отправился к «ВГ», «Дагбладе», «НТБ» и «Народной газете». Склонялся над различными автомобилями и разговаривал с журналистами. Мартинсен был прав. В черной сумке оказалась пицца. Полицейские накрыли на стол и приготовились есть. Некоторое время мы сидели молча.

— Ну уж дудки, — сказал Мартинсен. — Что нам — смотреть на это?

Я развернулся и поехал обратно в город. Эрик Бодд сказал, что у него от вида полицейского пикника разыгрался аппетит. Ему захотелось в «Макдоналдс». Мартинсен отказался. Он не ходил в «Макдоналдс» из принципа. Бодд спросил, с каких пор у Мартинсена появились принципы.

Я предложил поехать в «Чайнатаун». В каждом уважающем себя провинциальном городке должен быть китайский ресторан. Теперь он был и в Одде. Но готовили там действительно хорошо. Никто не возражал. Я припарковался у церкви, и мы пошли к «Чайнатауну», который находился на первом этаже бывшего «Веселого уголка». Кстати, бывший владелец назвал танцевальный зал на втором этаже «Хард он», даже не подозревая, что это значит по-английски. Основной упор заведение делало на караоке и стриптиз. Пока не разорилось.

За стойкой улыбалась Мумуки. У нее была японская прическа и красное платье с узорными драконами. Я спросил, как прошло утро и все ли в порядке. Она поблагодарила меня за помощь. Я сказал, что если еще что-нибудь понадобится, пусть только даст знать. Она кивнула и снова улыбнулась.

— Хотите лучшей в мире еды? — спросила она.

Бодд отвел меня в сторонку:

— У нас что-то назревает?

Мы сделали заказ и сели. За соседним столиком обсуждали подробности убийства. Мужчина в солнечных очках доказывал, что молодого Педерсена убил кто-то из знакомых. Они знали, кто он, и той ночью преследовали его. Это не могло быть случайностью. Обязательно кто-то из знакомых. Другой мужчина доказывал обратное. Я подумал, что они обсуждают убийство так, как будто это футбольный матч.

Над стойкой висел плакат: Одда с высоты птичьего полета. На панораму были наложены портреты неумытых рабочих времен пятидесятых. Внизу — текст: «СУРОВЫЕ ВРЕМЕНА ПРОХОДЯТ. СУРОВЫЕ ЛЮДИ ОСТАЮТСЯ». Частью работы столичного рекламного бюро было составление слоганов. По слухам, этот обошелся коммуне в триста тысяч крон. Позже «Хардангерская народная газета» написала, что слоган был нагло украден из подобной кампании в Детройте, штат Мичиган.