Книга Охота на герцогиню - Элизабет Бикон

— Тогда признаю, что ты, Персефона Сиборн, менее всего похожа на вдовствующую герцогиню. Думаю, и в дальнейшем тебе не грозит участь повторить ее черты, поскольку у тебя любящее сердце, а у нее, полагаю, сердца вовсе нет.

— Только гордыня и скаредность, — согласилась подруга.

«Уж слишком бодро», — поморщилась Джессика и подозрительно проследила, как Персефона притворно зевнула и объявила, что устала спорить и пора спать.

Затем тепло обняла Джессику, пожелала спокойной ночи и пообещала утащить ее завтра утром в деревню Эшбертон — увильнуть от суматохи по приему гостей под тем предлогом, что надо нанести визиты арендаторам Джека. Выпорхнув из апартаментов королевы, Персефона плотно притворила за собой дверь, ухмыльнулась и встряхнула левой ладонью, высвобождая сведенные в крест пальцы.

Глава 4

Джек Сиборн стоял, как вмерзший в землю идол, на изящных плитках террасы, за пределами привычно безмолвных и пустынных парадных залов, в коих так приятно погрустить в одиночестве и ненадолго стряхнуть тяжкое бремя славы герцога Деттингема. Он представлял, что в данный момент олицетворяет собой прекрасную греческую статую, разве что полностью облаченную и не склонную к экстравагантным позам. По большому счету, Джеку было наплевать на впечатления мифической публики, он тихо ругался про себя, озадаченный тем полупризнанием, которое кузина только что вытянула из Джессики. Кто же мог быть ее давним возлюбленным? И почему, черт возьми, так досадно, что она, похоже, позабыла о нем?

Он мысленно перебрал всех известных ему глупцов — безрезультатно. Сам он довольно долго и успешно избегал ее общества, а на слова ненадежных свидетелей полагаться нельзя. Все же мог найтись некий болван, который не заметил ее пробуждающихся чувств, и Джек никогда не догадался бы о том сам. Беспокойство — сродни ревности — снедало его изнутри и рвалось наружу, так что ему хотелось мерить шагами мощеную дорожку под окном Джесс. Странно, он до сих пор не предпринимал никаких попыток поспособствовать замужеству Джессики, ему как-то не пришло в голову познакомить ее с респектабельным скромным холостяком из круга своих знакомых, возможно, она и влюбилась бы в кого-то из них без его протекции.

Его несколько смущала идея Персефоны о том, что Джессике надлежит выйти замуж за доброго человека, который не примет в расчет легкое прихрамывание и сумеет завоевать ее нежное сердце и острый ум, а она достаточно чутка и непременно отзовется. Сама мысль о том, что Джесс — бойкая и неуемная — выйдет за мужчину, который снисходительно отнесется к ней и сумеет деликатно обойтись с ее небольшим увечьем, заставляла его сжимать кулаки и воображать, как он превращает нос этого самодовольного идиота в отбивную котлету. Ужасно предположить, что тем загадочным избранником Мог оказаться кузен Рич, тогда земля ушла бы из-под ног, небеса обрушились на голову. Он нежно любит обоих. Но стоило ему представить эту голубиную парочку, окольцованную перед алтарем, и его начинало мутить, как загнанную клячу. Какой стыд!

Его иллюзии о своем превосходстве над остальными смертными, о герцогском праве властно распоряжаться в семье безболезненно растаяли бы во мраке ночи, если бы кузен Рич не нарушил этот мираж еще три года назад, исчезнув, как дым на ветру, и не упрямствовал в своем желании числиться без вести пропавшим. Теперь даже вспоминать о Риче неприятно, тем более подозревать его в предательстве в связи с Джессикой Пэндл и ее недосягаемым возлюбленным, который теперь терзал его разбегающиеся мысли, точно гигантский вопросительный знак. Джек не смел шевельнуться, опасаясь, что Джессика услышит его шаги, выглянет из открытого окна и поймет, как просто было подслушать с террасы все, о чем говорилось в комнате. Надо подождать, пока она уснет, и тихонько убраться прочь.

Стыдно, что нельзя сейчас походить взад-вперед, помогая своим размышлениям, надо же куда-то потратить распирающую его энергию. Завтра предстоит лицезреть целый выводок алчущих цыпочек — все на одно лицо. Ему предстоит выбрать наугад одну и провести с ней всю оставшуюся жизнь. Надо бы сосредоточиться на этом важном деле, но мысли его неизменно возвращались к Джессике и ее невероятной любви. Он сам не нуждается в любви, и жену свою конечно же любить не собирается, но предполагаемый любовный союз Джессики — не важно, в браке или вне брака, — занимает его так, что хочется размазать кого-нибудь по стенке. Даже если бы он, как и родители, пожелал делиться с супругой своей сердечной болью, он ни за что не позволил бы себе влюбиться в равнодушную женщину, которая, точно торговка из рыбного рада, способна лишь пристрастно потрошить его.

Итак, сам он не хочет взять ее в жены, тем не менее, идея о некоем джентльмене, способном на подобный поступок, приводит его в негодование. И кто же он после этого? «Собака на сене, — заключил он и расшаркался в извинениях перед сладко спящей Джессикой. — Нет, никаких личных счетов». Он вообще не желает жениться на какой-нибудь благовоспитанной девице, однако положение обязывает, надо думать о наследнике. В конце концов, никто не заставляет его дарить свое сердце и душу одной из тех безмозглых курочек, что вот-вот слетятся в Эшбертон. Вместе с тем ему доподлинно известно: если бы он счел своим долгом завоевать Джессику, она не соблазнилась бы ни его высоким титулом, ни обширными поместьями. Ей необходимо нечто большее, а ему — увы! — предложить больше нечего.

«Да, это трагедия — полностью ввериться одной особе, тем самым обделяя каждого из своих друзей и родственников», — размышлял он, вспоминая себя шестнадцатилетним юным сиротой. Тогда он горестно обвинял отца, не пожелавшего жить после смерти супруги. Говорили, то был всего лишь несчастный случай на конной прогулке. Его светлость стал крайне рассеянным в своем горе, неудачно спешился с лошади на самом краю старого карьера, оступился на подвижной кочке и, потеряв равновесие, свалился с обрыва. Но Джек знал иное — его отец, потерявший свою единственную страстную любовь, был безутешен и, промучившись так шесть месяцев, наконец решил, что мир без нее для него несносен.

После смерти жены — она умерла в муках, пытаясь разродиться его сыном, — отец пытался утопить свое горе в вине и колобродил ночи напролет. Джек зябко поежился, вспоминая, как проклинал себя отец за неосторожность, ведь после рождения первенца врачи предупреждали, что ей следует остерегаться беременности. А Джеку понадобились годы, чтобы избавиться от чувства вины перед матерью. Он почему- то считал, что своим рождением причинил ей физический урон, и у нее недостало сил родить второго младенца. Даже теперь у него начинало щипать в глазах, когда он вспоминал матушку и отца, понимал, как нелегко было им, преданным друг другу до безрассудства, достаточно долго сдерживать свою страсть, и восхищался глубиной и щедростью их взаимного чувства.

Нельзя сказать, что их страстные отношения внушили ему идею о неразумности таких эмоций. «Можно обойтись и без них», — напомнил он себе. Своим рождением он обязан скорее великой любви, нежели династическому браку, хотя экстравагантные чувства нисколько не способствовали спокойному уюту в их доме, родители без конца ссорились, мирились, клялись друг другу в неизменной любви, им некогда было замечать своего ребенка. Повзрослев, он увидел эти сцены иными глазами и понял, как сильно напрягает сильное взаимное притяжение, когда важны лишь бурные переживания плотской любви, но не ее плоды. Он понял, как страдал отец на любовном ложе, сгорая от страсти и не смея рисковать жизнью обожаемой жены. Да, как бы там ни было, такая любовь — не для него. Ему достанет здравомыслия любить своих детей, даже если у него не будет таких чувств к их матери.