Книга Грязная история - Фридрих Незнанский

— Поговорить… Охота поговорить с бывалым человеком, — подлизался Турецкий.

— Ну, сказанул, какой же я бывалый? Чего я видел в этой гребаной жизни? — недовольно сказал дядя Миша. — Валяй, чего надо?

— Хочу помочь одному хорошему человеку, — признался Турецкий.

— Тогда выкладывай, что за человек и как ему помочь. Помогать нужно хорошим людям, а то всякая сволочь так и норовит их заглотнуть. И не подавятся же паразиты?! — удивленно провозгласил дядя Миша. Хоть окружающая его жизнь активно ему не нравилась, все же интерес к ней у него сохранился.

— Вы здесь работали лет десять назад?

— А то как же! Я здесь, почитай, всю свою хреновую жизнь работаю. Не пойми кем. То ли сторож, то ли дворник, то ли главный по стрельбищу. Захочу — никого не пущу. Или наоборот — выгоню этих бездельников, — указал он пальцем за окно, где парни расстелили брезент и завалились всей компанией, пуская в небо клубы сигаретного дыма. — А ведь им сказано, привести стрельбище в порядок! О, притомились уже, ноги у них подламываются! А сами пухнут от безделья. Видал, какие у них ряшки?

— Да плюньте на них, — посоветовал Турецкий. — Не вам же платить им за работу.

— Ну сказанул! — опять удивился дядя Миша. — Еще не хватало — платить этим балбесам. Пусть мне платят, за то, что я их терплю. Уроды… Так что ты хочешь узнать, добрый человек? — Дядя Миша с удовольствием выключил телевизор. Выражение лица у него сразу изменилось, стало добродушным и выражало искренний интерес.

— Да вот хотел узнать, наблюдаете ли вы за соревнованиями, если они здесь проходят?

— А то как же! — воскликнул не то сторож, не то дворник. — А что же мне еще делать? С удовольствием наблюдаю. Сам не стреляю, не, у меня глаз кривой. Никогда в цель не попадаю, сплошные нервы.

— А нервничать-то чего? Ведь не на соревнованиях!

— Так ведь обидно! Считай, хозяин стрельбища, а стрелять так и не научился. У меня же даже разрешение на оружие имеется! — похвастался дядя Миша. — Винтарь охотничий. Так и стоит зачехленный… Таланта нет, видать.

Дядя Миша оказался разговорчивым. Турецкий любил общительных свидетелей. Такие частенько, даже не дожидались наводящих вопросов, сами сразу все рассказывали.

— А знакомо вам такое имя — Анна Гущина? — все-таки решил перевести разговор в нужное русло Турецкий.

— Ой знакомо, добрый человек, еще как знакомо! Я тогда еще подивился — в мужских соревнованиях такая красотка участвует. Спросил у ребят: «Стрелять-то она умеет?» А они в один голос: «Да ты что, Михаил, она же чемпион!» То ли страны, то ли мира… Что-то я позабыл.

— Страны… И призы Европы брала не раз.

— Точно, вспомнил. Тогда то ли девять, то ли десять лет назад стреляли по бегущей мишени. Еще называют — движущаяся мишень. Но мне больше нравится бегущая. Как-то интереснее звучит. Ну, я и наблюдал, стоял за оцеплением. Хотелось вблизи посмотреть, как это женщина стрелять будет. Вот это точность! Классный стрелок. И тогда беда приключилась, мужика одного подстрелили. На нее почему-то это дело навесили. Но ведь рядом с ней стрелки стояли, все разом палили. Почему именно на нее указали? Ума не приложу.

— Что — так сразу на нее и указали?

— Нет, конечно. Когда мужика увезли в перевозке, стали мишени смотреть. Именно крайние. Пули извлекли, увезли. Потом уже слухи пошли, что пуля из тела того убитого и пули из ее мишени совпадают. Есть какое-то слово такое мудреное, позабыл.

— Идентичны.

— Во-во, иден…тичны. Но я бы на нее ни за что не подумал. Во-первых — сколько она выстрелила, все пули в мишени были. Считали сразу, как подстреленного увезли. А во-вторых, стрелок рядом с ней вроде подшофе был. Вот на него я бы подумал.

— Как подшофе? — не поверил Турецкий.

— Обыкновенно. Когда еще все толпились, до соревнования, здоровкались, хлопали друг друга по плечу, в общем, общались, я рядом крутился. Обратил внимание, — спиртухой от него дыхнуло.

— А вы уверены?

— Обижаешь, добрый человек. Что ж я, запах спиртухи не определю? Ты не смотри, что я сейчас тверезый. Я ж на работе. А так себе позволяю, когда вольная птичка. Перед сном стопарик в самый раз. Сплю тогда хорошо…

— А вы кому-то говорили об этом, который выпивший был?

— А зачем? Кто я, а кто они. Пускай сами разбираются. Кто бы мне поверил? И не один же я рядом стоял в их тусовке, как сейчас говорят. Кому надо, тот учуял, верь мне, добрый человек. Этот мужик трепался со всеми подряд, вот с них пускай и спрашивают.

Дядя Миша отчего-то надулся, отвернулся и включил опять телевизор. На экране прыгали полуголые девицы и энергично встряхивали грудями. Дядя Миша повеселел и с интересом наблюдал их разудалые пляски.

— А ты все-таки помоги этой Гущиной, — вдруг отвлекся он от экрана. — Ты ведь ей собрался помочь?

— Ей, — ответил Турецкий. — Раз уж заговорили об этом стрелке, который с ней рядом стоял, я вам сейчас схему покажу, где они все у меня отмечены. Покажите мне, с какой стороны от Гущиной стоял этот человек. Вот отмечена фигурка Гущиной, а этот где?

— Да вот он, — ткнул пальцем на фигурку справа от Гущиной дядя Миша. — Это ты здорово придумал, что всех их начертил. Так и разобраться легче. Ну, все у тебя или еще что желаешь?

— Да я бы хотел еще прогуляться по стрельбищу. И если бы вы были так добры сопроводить меня…

— Фу-ты, ну-ты, — дробно рассмеялся дядя Миша, и глаза его спрятались в морщинки. — Скажи по-человечески: покажи, где излетное поле, рубеж открытия огня и тэ пэ.… Айда, прогуляюсь заодно. Эти голые никуда не денутся. Не одни, так другие отплясывают. Их выпускают на телевизор целыми стаями. И где такие водятся? К нам на стрельбище не приходят…

Дядя Миша со знанием дела провел экскурсию по стрельбищу.

— Видишь, добрый человек, у нас все как полагается. Участок вдали от населенных пунктов, шоссейных дорог, судоходных рек и воздушных трасс.

Турецкий ухмыльнулся. Сторож вещал, как читал по писаному. Хотелось спросить, где же здесь поблизости судоходные реки да воздушные трассы, но не стал перебивать человека.

— Вот тебе мишенное поле, мишенные установки с механизированным и авто…матизированным управлением. Излетное поле… Защитные полосы… Рубежи открытия и прекращения огня.

Он тыкал грязноватым пальцем во все стороны и старательно выговаривал термины.

— А это, наверное, командный пункт? — показал на кирпичное строение Турецкий.

— Он самый. Да у нас все, как надо. И пункт управления, и пункт выдачи боеприпасов. Отсюда не видно, а на границах стрельбища таблички — «Стрельбище», «Стой, стреляют», «Проход и проезд запрещены».

— Да, — с уважением отметил Турецкий, — у вас здесь полный порядок.

— А если тебе не лень, мил человек, пройти еще восемь километров в глубину, увидишь, что и там у нас полный порядок. На пересечении троп и дорог, ведущих к стрельбищу — тоже таблички, шлагбаумы. Ими перекрываются все дороги и тропы. Чтобы кто-нибудь, часом, не забрел, когда у нас стрельба. А то там травка хорошая, народ коров своих выпасает, коз. Правда, население в округе сознательное, как услышит стрельбу, сроду не попрется. Им жизнь дорога. Каждому жизнь дорога, правду говорю?