Книга Убийство в масонской ложе - Мэри Лондон

— Расскажите о нем немного.

— Да что вам рассказать? Он любил жизнь, искусство, природу…

— Путешествия… — напомнил благородный сыщик.

— Верно. Он обожал Китай. И часто там бывал.

— По банковским делам?

— Не знаю. Думаю, главным образом потому, что питал к Азии особую любовь. Я же говорю, это был эстет. Он с удовольствием рассказывал про плавучие рынки, пагоды…

— Почему он никогда не брал с собой супругу?

Уинстон Дин пристально посмотрел на свой стакан и доверительно сказал:

— Между нами, если бы чета Ливингстонов жила одной жизнью, уверен, им обоим хватило бы ума не стесняться друг друга…

Сэр Малькольм продолжал:

— Вы нас заинтриговали!

— Элизабет и Джон были добрыми друзьями и жили как брат с сестрой, — объяснил Дин. — Их могла разлучить только смерть, хотя по отношению друг к другу они сохраняли полную независимость. Он разъезжал по свету, а она тем временем жила своей жизнью. Но больше ничего не спрашивайте. Скоро сами все узнаете. А я не хочу быть бестактным.

— Вы знали об их семейном состоянии? — поинтересовался старший инспектор.

— А, вижу, куда вы клоните, — встрепенулся старик. — Только уверяю вас, даже при том, что у Джона действительно было огромное состояние, в частности доходы от банка, Элизабет незачем было ему завидовать. Ее родители — Мердоки, знаменитые миллиардеры, владельцы целой сети одноименных гостиниц. Так что ни с той, ни с другой стороны денежных претензий никогда не возникало.

— И тем не менее все состояние мужа переходит по наследству к госпоже Ливингстон! — громко заметил Форбс.

— Думаю, да, — сказал Досточтимый Дин, — но если вы считаете, что Элизабет могла убить Джона ради того, чтобы завладеть банком, то, уверяю, вы глубоко заблуждаетесь!

Слово взял сэр Малькольм:

— Вы хорошо знаете всех членов ложи и действительно уверены, что никто из них не виновен?

Дин решительно покачал головой:

— Никто из них не мог убить Джона! Я не раз прокрутил все это в голове… Не понимаю, что же, в конце концов, произошло, и до сих пор спрашиваю себя: может, с беднягой и правда случился сердечный приступ?

— Пожалуйста, расскажите коротко о господине Энтони Хиклсе.

— Хиклс богатый промышленник. Он, как и я, был ближайшим другом Ливингстонов. Иногда мы собирались вчетвером поиграть в бридж, то у одного, то у другого. Хиклс прекрасно играет в теннис, как и Джон, он тоже играл великолепно. Они довольно часто встречались в Гринвичском клубе, куда когда-то хаживал и я. Нет, поверьте, Хиклс человек честный и прямой. Не стоит его подозревать.

— А мэтр Артур Куперсмит, адвокат?

— О, этот сама непреклонность! Конечно, иной раз бывает несколько придирчив, но тут уж профессия обязывает. С Ливингстоном у него были скорее деловые отношения, но они друг друга уважали.

— Куперсмит служил адвокатом в банке Ливингстона?

— Точно не скажу. Лучше сами его спросите.

— А Питер Шоу?

— Это мой любимчик! Как вы, верно, знаете, он журналист, а еще пишет романы, правда, на мой взгляд, уж слишком постмодернистские. Джойс, ирландский писатель, вскружил голову всем этим юным дарованиям, хотя им было бы куда полезнее подражать Диккенсу. Впрочем, если в двух словах, Питер хороший малый. Как и все творческие люди, сидит почти без гроша, к тому же сентиментален. Такой и мухи не обидит.

— В ложе состоит еще и управляющий банком Ливингстона…

— Да, Сирил Бронсон. Этот добился всего сам. Преодолел все иерархические ступени в банке снизу доверху, причем делал это решительно и толково, и Джон всегда его ценил. Он человек исключительной честности. Сам я знаю его мало. Но обрядоначальник из него хоть куда. Думаю, он мог бы стать прекрасным военным.

— Расскажите о докторе Келли…

— Стэнли Келли вот уже тридцать лет мой личный врач. Опытный, безошибочно ставит диагнозы. У него, насколько мне известно, только два недостатка — меланхолия и чревоугодничество. Обратили внимание на его полноту? Так вот, он завсегдатай всех гастрономических клубов Лондона и его окрестностей.

— Женат?

— Его жена погибла десять лет назад в автокатастрофе. Второй раз он так и не женился. Может, именно от этого у него чрезмерный аппетит и вечная хандра. Он восполняет…

— А Майкл Вогэм, кто он, собственно, такой, если отвлечься от его увлечения континентальными уставами и цветоводством?

— Прекрасный товарищ, золотое сердце. В своем роде поэт. Входил в ограниченный круг друзей четы Ливингстон.

— Значит, он дружит и с господином Хиклсом…

— Верно, хотя они совершенно разные: Хиклс человек деловой, общительный, а Вогэм скрытный, замкнутый. Часами может любоваться какой-нибудь розой…

— Знаю, — сказал сэр Малькольм. — Он же получил первую премию на последнем конкурсе цветоводов в Хампстеде, благодаря своей розе «Элизабет-Мэри», и потом даже преподнес букет Ее величеству. Ведь не случайно он нарек свое детище в честь обеих ныне здравствующих королев?

— Гм, конечно, в самом деле, — вдруг смущенно проговорил Уинстон Дин.

— Но, — продолжал сэр Малькольм, как будто не заметив смущения старика, — вы не рассказали еще об одном члене ложи…

— Да? О ком же?

— О Джоне Кертни, полагаю! Я видел его имя в книге записей вашего секретаря. Он ведь один из отцов-основателей, так?

— Верно, но мы мало видимся. Он редко бывает в Великобритании.

— Чем же он занимается?

— Подыскивает новых покупателей и поставщиков для своей компании, что-то в этом роде… Реализация и сбыт товаров… Но почему вы о нем заговорили? Ведь в тот злополучный день его не было в ложе…

— Мы обязаны проверить все возможности, — рассеянно проговорил сэр Малькольм.

— Боже мой, — воскликнул Досточтимый Дин, — какой ужас! Мы все под подозрением! Неужто под конец жизни я заслужил такое испытание?

Друзья оставили Уинстона Дина в подавленном состоянии, красноречиво говорившем о том, что он и правда не понимал, насколько неприятно положение, в котором он вдруг оказался из-за смерти Ливингстона.

— Давайте-ка теперь проведаем Энтони Хиклса, — сказал сэр Малькольм, когда они снова сели в машину. — Сдается мне, у него есть половина ключа от нашей загадки.

— Как это?

— Во всяком случае он наверняка сможет точнее старика Дина оценить то, что произошло на самом деле. По крайней мере, надеюсь… Одно из двух: или Дин потерял память, или госпожа Ливингстон нас обманула.

— Насчет чего? — удивился Форбс.

— Насчет Джона Кертни. Кто же он на самом деле, торговый посредник или пианист?