Книга Западня. Книга 1. Шельф - Карина Шаинян

Шмель закашлял, и его вырвало слюной и желудочным соком на чей-то рюкзак. Вячеслав Иванович позеленел и схватился за пакет. Самолет снова швырнуло. Лиза беспомощно взмахнула руками; непреодолимая сила сорвала ее со скамьи и швырнула в проход. Лиза успела выставить ладони и всем весом обрушилась на лежащий чемодан. Обитый металлом угол воткнулся в ладонь, и Лиза взвыла от боли. Громко хрустнула крышка; замок распахнулся, и новый толчок швырнул чемодан вдоль прохода, рассыпая содержимое — упаковки каких-то таблеток. Помогая себе руками, Лиза кое-как взобралась обратно на сиденье; из глубокой царапины на ладони текла кровь. Лиза сунула пораненную руку в рот и тут же забыла о ней, изумленная тем, как отреагировала на ее падение стюардесса.

Она, теряя равновесие, бросилась к чемоданчику. Самолет тряхнуло, и стюардесса упала на четвереньки, вцепившись худыми пальцами в Лизино колено. Их глаза встретились, и губы стюардессы раздвинулись в жутком оскале. Одно мучительно длинное, кошмарное мгновение Лизе казалось, что стюардесса сейчас ударит ее. Но она лишь оттолкнулась и упала грудью на чемоданчик. Самолет выправился. Стюардесса встала на колени и принялась обеими руками сгребать лекарства обратно.

— Милая, еще пакет, — простонал кто-то.

Стюардесса прошипела что-то сквозь зубы, собирая разлетевшиеся коробки. Каблуки мешали ей; она села прямо на пол и яростно содрала с себя сапоги. Лиза увидела, как она поджимает пальцы в тонких носках, и подумала, что грязный металлический пол, наверное, страшно холодный. Стюардесса подобрала последнюю упаковку, захлопнула крышку и наконец, встала, бросив на Лизу еще один яростный взгляд.

Лиза смущенно отвела глаза. У крови был вкус соли и железа, и она никак не останавливалась. И нечего так злиться, подумала Лиза, я же не нарочно! Попробуй удержись на этой лавке, когда так трясет, и так страшно, и так мерзко пахнет… Внезапно она наткнулась взглядом на «Чингисхана», сидевшего чуть наискосок от нее. Длинноволосого не тошнило; среди измученных и перепуганных лиц он выглядел так, будто вышел на приятную прогулку. «Чингисхан» смотрел то на стюардессу, уже бегущую к кому-то босиком и с пачкой пакетов в руках, то на ее чемоданчик. В его длинных глазах светилось живое любопытство и легкая усмешка. От удивления Лиза даже забыла про рану; кровь капнула на брюки, оставив темное пятно.

— Паке… — умоляющий голос прервался отвратительными звуками. Рядом мучительно застонала тетя Нина. Лиза услышала шуршание бумаги, уткнулась лицом в колени и закрыла уши.

Самолет все еще потряхивало, но основная зона турбулентности уже была пройдена. Над Черноводском, как ни странно, было спокойно, и теперь можно было быть уверенным, что самолет благополучно приземлится в аэропорту. Пахло табачным дымом — два или три геолога не выдержали и закурили. Никто их не останавливал — табак хоть немного перебивал запах рвоты. Стюардесса забилась в угол и обхватила себя руками. Ее трясло. Перед ней дремал на боку, вытянув ноги, измученный тряской пес; он поскуливал во сне, подрагивал лапами — то ли гнался за кем-то, то ли убегал. Глядя на него, Анне тоже хотелось заскулить. Они все видели. Пятнадцать человек видели, что она везет в Черноводск полный чемодан кодеина. Пятнадцать человек, каждый из которых достаточно пронырлив, наблюдателен и сообразителен, чтобы суметь попасть на дополнительный, нигде не указанный рейс.

Сказать Барину? Он убьет ее. Промолчать? Но как только кто-нибудь из пассажиров стукнет на нее, это дойдет до Барина, и будет еще хуже.

Анна со стоном закрыла глаза, закашлялась. Боль усиливалось; кто-то говорил ей, что во время ломки мозг начинает воспринимать любые сигналы тела как болевые. Она выдержит еще час, может, два. Потом ей нужен будет укол. Она встала, покачнувшись; с удивлением посмотрела на свои босые ноги, оглянулась. Сапоги валялись в проходе, как мертвые зверьки. У Анны не было сил надеть их; она пошла в туалет в носках.

Одна из упаковок кодеина лежала в кармане. Анна убедила себя, что это не воровство — ведь Барин дает ей столько вещества, сколько надо, так что плохого в том, что она сама возьмет немножко? Она вылущила несколько таблеток, проглотила, запила из-под крана, черпая ее ладонями. Вода отдавала ржавчиной и какой-то химией, но ей было все равно. Все так же покачиваясь, она вернулась на место.

— Худо тебе? — сочувственно спросил хозяин собаки. Анна подозрительно взглянула на старика. «Да, я наркоманка, у меня ломка!» — хотелось ей завопить на весь салон, но в интонациях деда не было издевки: похоже, он спрашивал искренне. «Этот ничего не понял, — внутренне усмехнулась Анна. — Чертова девчонка, наверное, тоже. Остается еще человек двенадцать… двенадцать свидетелей».

— Умаялась, бедная, — проговорил старик. Анна кивнула.

— Да, я устала, — пробормотала она, — очень устала.

Она снова закрыла глаза. Самолет опять тряхнуло — совсем легко, будто тайфун отвесил вдогонку легкий шлепок. Лучше бы мы не долетели, подумала Анна. Никаких свидетелей… все чисто. Мысли под действием таблеток становились все легче, все медленнее. Можно ничего не говорить Барину… Заложило уши, и Анна привычно сглотнула. Самолет заходил на посадку, и в иллюминаторы уже можно было рассмотреть сопки и буровые вышки Черноводска.

Лиза, наконец, смогла побороть тошноту и разогнуться. С удивлением посмотрела на ноющую ладонь — она и забыла, что поранилась. Кровь остановилась, но порез довольно сильно болел.

— Смотри, у тебя все лицо в крови, — сказала Нина. Она вытащила носовой платок, послюнила и принялась оттирать засохшие пятна с Лизиных щек. Она не сопротивлялась, хотя терпеть не могла, когда с ней так поступали — как будто ей три годика! Дым дешевых папирос напоминал о папином кабинете. Усталость отступила, и теперь Лиза чуть ли не подпрыгивала в нетерпении. Она чувствовала, что самолет снижается. Еще полчаса — и она увидит папу, он обязательно приедет забрать ее из аэропорта. Почему-то ее охватила уверенность, что как только они встретится — все сразу наладится, и все смутные разговоры, все предчувствия, все, сказанное Ниной, развеется, исчезнет.

— И волосы перепачкала, — вздохнула Нина. — Что я твоему папе скажу? Покажи-ка руку.

Лиза послушно протянула ладонь. Нина нахмурилась, рассматривая порез, потом махнула рукой.

— До свадьбы заживет, — сказала она. — Приедешь домой — зеленкой помажь, не забудь.

Снова загудели динамики, пилот что-то пробормотал — Лиза успела выхватить смысл. Еще двадцать минут — и они приземлятся в Черноводске. Впервые за долгое время Лиза выпрямилась и улыбнулась. Провела ладошкой по лбу, убирая волосы, оглядела салон. Хихикнула, увидев спящего Шмеля, смешно завалившегося на бок. Украдкой покосилась на длинноволосого. Ужасно красивый, подумала она. Вот бы он оказался учителем. Или еще лучше, подружился бы с папой и приходил к ним в гости каждые выходные. Или помогал бы ему возиться с машиной в гараже, а Лиза приносила бы им чай в большом термосе…

«Чингисхан» почувствовал ее взгляд, повернул голову и вздрогнул. Его узкие глаза расширились, он подался вперед, будто хотел сейчас же подойти к девочке и сказать что-то очень важное. Лиза покраснела и поспешно отвернулась, не понимая, почему он так странно смотрит на нее — с изумлением, радостью и испугом.