Книга Ордин-Нащокин. Опередивший время - Виктор Алексеевич Лопатников

обучения определялось уровнем житейских представлений, основанной на церковных канонах системой ценностей. Судя по тому, чему и как учили юного царевича, создается впечатление, что готовили его не столько к государеву, сколько к церковному служению. Среди предметов обучения, книг, которые были под рукой — по-преимуществу историко-религиозные, богословские тексты. К двенадцати годам библиотека царевича Алексея насчитывала всего 13 томов, в основном церковного содержания. Из светской литературы там было три «Грамматики», «Лексикон», «Космография». Вся направленность обучения царевича носила церковный характер. Его круг чтения составляли псалтыри, часовик, деяния апостолов. «Октоих» — нотная богослужебная книга — была положена в основу обучения музыке.

В целом же образование наследника престола остановилось на этапе освоения основ грамотности и элементарных обыденных представлений. Это было «простое, приноровленное к жизни воспитание», какое давали «благочестивые русские грамотеи». Такой подход вполне устраивал царского воспитателя и наставника Бориса Ивановича Морозова, стремившегося минимизировать объем знаний своего подопечного, удержать его в состоянии, не позволяющем «государить» в полную силу. В том объеме знаний, какой давался будущему самодержцу, не хватало того, что развивало способности и кругозор, формировало самостоятельность, зрелость мышления. Эти познания восполнял Закон Божий — единственный на Руси непременный предмет обучения и воспитания. Церковь объявляла анафему всему, что исходило от иноверцев, католиков-латинян, ее запреты становились непроницаемой стеной на пути просвещения, реалистического познания действительности.

Между тем уровень образованности, кругозор наследника русского престола несравнимо уступал его европейским сверстникам. При сопоставлении достоинств наследников монархических домов Европы часто упоминают шведскую принцессу Кристину, отмечая ее выдающиеся способности, проявленные уже в детском возрасте. Ровесница Алексея Михайловича, родившаяся в 1626 году Кристина к двенадцати годам владела семью иностранными языками, обучалась алгебре и геометрии. Любимым ее предметом была астрономия, она с увлечением (причем в оригинале) читала Эзопа, Тита Ливия, Вергилия, Цезаря. В ее обучении принимал участие великий философ Рене Декарт. Уже в детские годы Кристина обладала настолько широким кругозором, что могла вести на равных разговор с известными учеными.

Становление личности царевича Алексея, напротив, затянулось. Окружению казалось, что время властвовать наследнику престола придет не скоро, да и сам царевич не проявлял должных признаков превращения в самостоятельного, цельного, с определенным характером, юношу. К тому же не было «робяток, с кем Алексей мог тешиться», в сообществе с которыми выстраиваются характер, привязанности, проявляются лидерские качества — все то, что впоследствии уже в раннем возрасте сформировало личность его сына Петра. Царевич не знал и не видел подлинной русской жизни с ее неизменно острыми углами и зазубринами. Людские страсти и пороки обходили его стороной. Под зорким оком служилого люда протекало его благочестивое, уравновешенное существование. Оттого в последующем его так тяготило столкновение с жизненными реальностями, за которыми обнаруживались ложь, обман, нерадивость. Замкнутость в «коконе» дворцово-церковной жизни лишила его возможности общения с ровесниками, из которых затем выросло бы взрослое доверенное окружение. Тех, с кем у него сложились доверительные отношения, было немного: Ртищев, Стрешнев, Матвеев, Ордин-Нащокин — и все они рано или поздно попадали к царю в немилость. Оборотной стороной его доверчивости была «приклонность» к наветам, готовность поверить клевете в адрес даже самых близких людей.

По заведенному с византийских времен порядку, во избежание порчи, сглаза наследник престола мог быть представлен народу только после того, как ему исполнится 14 лет. Дефицит общения в детстве и юности, наряду с наследственными чертами характера, впоследствии сказывался на отношениях с людьми, подходе к ведению дел, методах правления самодержца. Алексею Михайловичу были не по душе многолюдные собрания, заседания, их он старался избегать. Чувствуя себя «не в своей тарелке», он предпочитал, когда это возможно, поручать участие в подобных действах кому-либо из приближенных. Еще он старался до последнего оттягивать принятие важных, судьбоносных для страны решений, из-за чего они часто затягивались, что в критических ситуациях — особенно во время войны — грозило серьезными проблемами.

* * *

Год 1645-й для Алексея Михайловича был отмечен тяжелыми испытаниями. Из жизни ушел отец, а спустя два месяца — мать, Евдокия Стрешнева. Еще не оправившись от потрясений, шестнадцатилетний Алексей был провозглашен царем. Юному самодержцу, бдительно опекаемому воспитателем, «дядькой» Борисом Морозовым, предстояло превращение в личность самостоятельную, способную принимать решения. «Кухня» управления, методы решения государственных дел целиком зависели от Морозова и того узкого круга «сильных людей», который он подпускал к царевичу. Учитывая неготовность Алексея к самостоятельному, зрелому общению, особенно в тех случаях, когда требовалось решение неотложных проблем, его старались избавлять от непредвиденных ситуаций, от лишних усилий, возможных ошибок. Таков был мотив, который выдвигал Морозов, изолируя царя от общения с правящим боярским окружением. По существу, Морозов был движим иным интересом — тем, чтобы как можно дольше продлить состояние собственной незаменимости. Эта ситуация лишь отдаляла Алексея от реального управления страной, от вызревания самостоятельных взглядов и представлений.

Было и другое, что также осложняло вхождение Алексея в государевы дела, чему особенно потворствовали церковники. И подданных, и иностранцев изумляла набожность молодого царя, его погруженность в богослужебную повседневность. О том, какого образа жизни придерживался Алексей Михайлович, свидетельствует его придворный лекарь Сэмюел Коллинс, на протяжении девяти лет проживавший при московском дворе:

«Царь исповедует греческую веру и очень строго исполняет обряды. Он всегда во время богослужения бывает в церкви, когда здоров, а когда болен, служение проходит в его комнате; в пост он посещает всенощные, стоит по пяти или шести часов кряду, кладет иногда по тысяче земных поклонов, а в большие праздники по полутора тысячи. Великим постом он обедает только по три раза в неделю… А все остальные же дни ест по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу и пьет по стакану полпива. Рыбу он ест только два раза в Великий пост и соблюдает все семь недель поста, кроме масленицы или недели очищения, когда позволено есть яйца и молоко. Кроме постов он ничего мясного не ест по понедельникам, средам и пятницам; одним словом, ни один монах не превзойдет его по строгости постничества. Можно считать, что он постится восемь месяцев в год, включая шесть недель Рождественского поста и две недели других постов»[8].

Церковный, богомольный дух наполняет, обрамляет, оснащает всю жизнь и царствование Алексея Михайловича. Атмосфера «благочестивой старины» сопровождала его не только в молитвенные часы, в многодневные походы на богомолье, в церковные праздники. Богослужебное начало давало о себе знать и в повседневной управленческой деятельности, в издаваемых им распоряжениях, в эпистолярном творчестве, словно вышедшем из-под пера ученого богослова.

Характерна в этом отношении реакция Алексея Михайловича на