Книга Несколько сведений из истории нравственного состояния духовенства от II по VIII в. - Алексей Петрович Лебедев

к делу, тогда по неопытности сами пребывают во мраке и на вверенный им народ навлекают множество зол». «Не от чего другого вкрались в церковь беспорядки, — утверждает Златоуст, — как от того, что предстоятели избираются без рассмотрения, кое-как».[167] Блаженный Иероним, со своей стороны, в поспешности, с какой лица, желающие церковной должности, вводятся в клир, видит одну из причин порчи класса духовенства. Он пишет: «Вчера он оглашенный, а сегодня первосвященник; вчера в амфитеатре, а сегодня в церкви; вечером в цирке, а утром уже в алтаре; некогда покровитель комедиантов, а теперь уже посвятитель дев». «Какая нелепость», — замечает Иероним. «Скоро рукоположенный священник, — продолжает Иероним, — не знает смирения и кротости людей простых, т. е. святых, не знает христианских слов любви, не умеет пренебрегать своими стремлениями, а стремится от одной почести к другой».[168] Но, однако, спрашивается: от чего же зависела такая невнимательность в выборе лиц, которые должны были укомплектовать ряды духовенства? Златоуст указывает две причины явления. Во-первых, по Златоусту, епископы выбирали лиц для клира по соображениям посторонним и случайным. Они уступали просьбам различных дам, которые, как всегда, любят мешаться не в свое дело, а епископы по чему-либо не могли отклонять подобных ходатайств.[169] Во-вторых, по свидетельству Златоуста, некоторые епископы по зависти отстраняли лиц, достойных уважения, от вступления в клир, а пополняли его лицами негодными. Он говорит: «Делатели Христовы (епископы) разграбляют наследие Христово более воров и неприятелей. Они отстраняют и отгоняют делателей доблестных для того, чтобы им при их самоволии делать все, как им хочется. А причиной явления — зависть».[170]

Но по нашему суждению, обе эти причины, указываемые Златоустом, не уясняют дела. Дамы, конечно, могли вмешиваться не всегда, а лишь изредка; также нечасто должны были встречаться случаи, когда епископы из зависти устраняли лиц достойных. Во всяком случае, мы не можем отрицать того, что иногда зависть действительно заставляла епископов во чтобы то ни стало отделываться от таких лиц, которые своими достоинствами мозолили им глаза. Вот что, например, рассказывал некто Вассиан на Халкидонском соборе. «С юношеского возраста я жил для бедных, я устроил странноприимный дом, поставил в нем 70 кроватей и радушно принимал всех больных и увечных. Но Мемнон, епископ Ефесский, завидуя этому, потому что я был всеми любим, сделал все, чтобы выгнать меня из города. Он насильственно посвятил меня в епископы ничтожного селения. Я не хотел принимать на себя управления епископством, поэтому Мемнон от 3-го до 6-го часа бил меня пред алтарем, так что и Св. Евангелие, и алтарь обагрены были кровью. Я должен был покинуть город и не мог даже видеть этого города».[171] Но повторяем: зависть не может объяснять всего дела. Завидуют обыкновенно низшие высшим — таков психологический закон. И, вероятно, редко встречались случаи, когда епископ завидовал клирику или кандидату на священную должность.

Причины, почему выбирались в клир лица, не заслуживающие сана священства, хотя и сложны, но все же удобопонятны, если примем во внимание следующие разъяснения. С IV-го века число христианских общин быстро умножалось. Вследствие чего не для всякой общины или прихода можно было найти хорошего пастыря. Приходилось ставить во священники кого случится. Так, из определений одного поместного Карфагенского собора конца IV века известно, что в этой церкви около того времени стал чувствоваться большой недостаток в клириках, так что церковь Карфагенская должна была обращаться к другим церквям за кандидатами в священники.[172] Очевидно, при таких условиях нельзя было быть очень разборчивым в выборе священников. Епифаний, епископ Кипрский, IV-го же века, со своей стороны свидетельствует, что потому только и стали ставить священников женатых, вместо безбрачных, что христианских общин стало очень много, и начало замечаться оскудение лиц безбрачных, необходимых для укомплектования рядов духовенства.[173] Т. е., по суждению Епифания, ввиду множества праздных священнических мест стали вместо лучших кандидатов поставлять худших. А это, естественно, могло простираться очень далеко. Вообще принимали в клир всякий сброд,[174] просто потому, — говоря языком современной политико-экономической науки, — что спрос на священников превосходил предложение. Если приходилось набирать в клир кого пришлось, то неудивительно, если эти лица и сами не были образцами добродетели и оставались без должного нравственного влияния на общество.

Вот главная причина, почему при избрании на священные должности недостаточно обращалось внимание на достоинства избираемого, но были и другие причины, вызывавшие рассматриваемое явление. Василий Великий свидетельствует, что рекомендовать того или другого человека как способного быть клириком, рекомендовать перед епископом, лежало на обязанности священников и дьяконов, составлявших клир известного епископа, но что священники и дьяконы злоупотребляли этой обязанностью. Они стали рекомендовать кандидатов без испытания их жизни, — по пристрастию, открывали доступ к священству своим родственникам и всякого рода приятелям, и вот появилось много недостойных пастырей церкви. По свидетельству того же Василия Великого, «весьма многие из опасения попасть в солдаты всячески старались определиться в клирики»[175]; конечно, для достижения цели они притворялись, как будто они люди благочестивые, кроткие, готовые на самоотвержение. Само собою понятно, что из этих беглецов от солдатчины выходили сомнительного достоинства воины Христовы. Сами епископы подчас держались неправильных взглядов на духовный сан; они награждали этим саном лиц, оказавших им какие-либо услуги. Значит, пастырское служение рассматривалось как какое-то повышение в чине или мирская награда. Вот, например, какой был случай. Некоего Геронтия, имевшего познания в медицине, св. Амвросий Медиоланский сделал дьяконом; но потом оказалось, что он был человек недостойный, и Амвросии изгнал его из клира. Но Геронтий не потерялся, отправился в Константинополь, завязал разные выгодные знакомства, сумел оказать личную услугу сыну Элладия, митрополита Кесарии Каппадокийской. Элладий, хотя и знал прошлое Геронтия, но, тем не менее, в знак благодарности, сделал его сначала священником, а потом даже епископом Никомидийским.[176] Раньше мы указывали и другие случайные мотивы, по которым избирали тех или других лиц на служение алтарю. Из всего этого выходили печальные следствия. Кандидатов на священство, по крайней мере на Востоке, было много, а толку в них было очень мало. Василий Великий говорит[177], что при каждой даже сельской церкви насчитывалось много кандидатов в священные должности, они исполняли разные низшие обязанности при храме, но «нет, — замечает святитель, — нет никого достойного служения алтарю». А если из таких кандидатов и избирались пастыри, то, конечно, они не могли принести блага церкви. Недаром Василий Великий взывал: «Исчезла сановитость священников, мало людей, пасущих стадо Божие разумно», «Ибо достигающие священства, — говорит он, — в благодарность за свой выбор