Книга Друзья-питомцы - Мария Александровна Мельникова

то никто из них больше и близко не подойдёт к этому забору. Коровы учатся на чужих ошибках.

•    Коровы плачут как люди.

История, случившаяся на одной из скотобоен в Гонконге, потрясла многих людей.

Рабочие вели быка на убой, перед входом в цех он упал на колени и заплакал.

«Когда я увидел, как бык плачет с грустью и страхом в глазах, меня начало трясти, – рассказывал мясник. – Я позвал других рабочих, и они тоже очень удивились. Мы стали тащить и толкать быка, но он совершенно не желал двигаться. Бык просто лежал и плакал. Волосы на мне встали дыбом, потому что это животное вело себя как человек! Мы переглянулись, и всем стало ясно, что ни один из присутствовавших не сможет поднять руку на этого быка».

Люди решили собрать деньги, выкупить его и отправить в Буддистский монастырь, чтобы бык мог в покое прожить своё время.

«Мы не могли его сдвинуть с места, пока не пообещали, что сохраним ему жизнь. Только после этого он встал и пошёл с нами», – закончил свой рассказ мясник.

Многие из рабочих после этой истории уволились из скотобойни, говоря, что никогда не смогут больше поднять руку на животное. И будут помнить крупные слёзы, которыми плакал приговорённый к смерти бык.

Как я спала с ежом под подушкой

Не знаю как у вас, но у меня все истории, начинающиеся словами: «Мама, посмотри, как я умею!» – всегда заканчивались очень плохо.

…Я только научилась ездить на велосипеде, разгоняюсь… закидываю ноги на руль… «Мама, смотри, как…» – И я уже в канаве. Велосипед чуть отстаёт, делает сальто и приземляется на меня.

…Выделываю довольно странные, но о-о-очень сложные трюки под водой. «Мама, посмотри, как я умею!»

«Может не надо?» – протестует мама.

Но поздно. Я встаю на битую бутылку и распарываю всю стопу – от пальцев до пятки. Потом хромаю весь путь от речки до дачи. Нога перевязана полотенцем и запакована в полиэтиленовый пакет. Кровь заполнила его доверху и хлюпает при каждом шаге.

Новости в деревне разлетаются молниеносно. Про моё «ранение» мальчишки узнали быстро и в утешение подарили мне маленького, конъюнктивитного ежонка. Вручили его торжественно, всей компанией. Вот это был подарок!

Конъюнктивит – это воспаление глаз. Был мой ёж от него весь в липких слезах. Глаза его склеивались то по очереди, то одновременно. Несмотря на это, мы полюбили друг друга с первого взгляда. И как-то так получилось, что я назвала его Джузеппе. Почему у деревенского простачка появилось такое странное имя? Сама не знаю. Но носил он его бодро.

Ёж поправился намного быстрее, чем я. Но из солидарности не убегал от меня во время прогулок, любил сидеть на руках, плотно-плотно прижимая к спинке иголки, чтобы я случайно не укололась, и совершенно таял и растекался, когда я почёсывала ему нос. Интересно, что других людей, пытавшихся его подержать, он колол и кусал своими крохотными корявыми зубами.

Ежи – ночные животные. Днём спят, а ночью…

В первый вечер мы упаковали Джузеппе в просторную коробку, чтобы не мешал нам спать, приготовили для него запас еды и легли. И тут началось… Ежонок попыхтел-попыхтел, поцарапался-поцарапался и вылез. И пошёл путешествовать по дому. Громко топая и фыркая, он до утра наводил везде свои порядки. К утру затих. А когда я проснулась, то увидела, что он спит рядом со мной. На кровать он, наверное, залез по сползшему на пол одеялу. При всей своей круглой фигуре, ёжики довольно ловкие создания.

Так и повелось, побезобразничает мой ёж с вечера, а потом заберётся ко мне, свернётся калачиком и спит рядом. А то и под подушку залезет. А что? Хорошая, тёплая норка.

Больше всего Джузеппе любил кушать. Чувство голода покидало его редко и ненадолго. Может, наголодался мой ежонок, а может, готовил жировой запас для зимней спячки. Про его обжорство сохранилось в памяти очень много историй.

Жила с нами Рина – очень интеллигентный ирландский сеттер. Вообще сеттеры – это охотничьи собаки. Но Рина давно привыкла, что я тащу домой всех подряд, и старалась со всеми жить мирно и дружно. Так, когда у нас нахально поселилась дикая крыса, Рина бегала за ней лишь для того, чтобы понюхать под хвостом. Познакомиться. Попугаи пытались свить у неё на голове гнёзда, а кошки воспринимали как коврик с подогревом. Но подружиться с Джузеппе ей не удалось. И было для этого несколько причин.

Ежонок бежал к ней, прижимался к её теплу, принюхивался… «Да это ж собака!» – вдруг понимал он, растопыривал во все стороны свои колючки и подпрыгивал, нацеливаясь на её нос. Были у Рины и другие мотивы недолюбливать нового постояльца.

Довольно часто мы: я, мама и Рина – находили спящего ежа в собачьей миске. Он залезал туда и ел до тех пор, что выбраться уже не мог – то ли сил не хватало, то ли лапки уже не справлялись с лишним весом. Для Рины это было непереносимой обидой. Она была довольно капризной к еде, но чтобы еж!.. Да прямо у неё в миске!.. Такое не прощается.

Джузеппе ел всё. Кроме яблок и грибов.

Во всех книгах, на всех открытках ежиков обязательно рисуют с яблоком или грибом на спине. Приклеилась эта легенда к ежам очень давно.

Древнеримский натуралист Плиний Старший в VIII томе «Естественной истории» писал: «Запасают на зиму пищу и ежи: накатавшись на упавших яблоках, ежи таким образом закрепляют их на спине и, держа ещё одно яблоко во рту, переносят в дупла деревьев».

А зачем бы это ему делать? И как?! Как наколоть? И особенно, как потом снять?! Да ещё и на дерево залезть в таком виде?!

Ежи, при всей своей очаровательной внешности – хищники. Основная еда – насекомые и лягушки. В деревнях ежей берут в дом как мышеловов, называя колючей кошкой. Но у меня большие сомнения в том, что основательный, «бронированный» ёж может поймать вёрткую, маленькую мышь. Разве что выгнать её из дома громким топотом да фырканьем. А может и запахом…

Именно из-за запаха нам пришлось расстаться с Джузеппе. Как-то незаметно прошло время, и лето начало на глазах рассыпаться пожелтевшими листьями. Мы стали собираться домой, в Петербург. Мама сказала, что ежа мы с собой взять не сможем, не место ему в городской квартире. И уговорить её мне не удалось.

Я уже могла ходить, но в лес Джузеппе отнёс кто-то другой. А я сидела и горько плакала, тяжело навсегда проститься