Книга Ограниченная территория - Вероника Трифонова

лечить, то такой человек может стать опасным для себя и окружающих.

— То есть вы полагаете, у Эдика развилось психическое заболевание, поэтому он ушёл из дома и где-то скитался, а после — покончил с собой? — уточнил Антон.

Крыжовникова, поправив очки, серьёзно посмотрела на него:

— Это наиболее вероятная версия, эээ… Антон Сергеевич. Пока что полицейские исключают криминал.

— Уже исключили, — мрачно сказал Цих. — А ещё хочу сообщить, что я уже опросил всех сотрудников в своей лаборатории — никто не замечал у Котова признаков наркомании либо алкоголизма.

«Сказал, как отрезал» — это было как раз про Андрея Петровича. Доктор биологических наук и доцент обладал цепким умом и прямолинейным характером. Внешне он походил на безликую серую тень. В свои сорок пять Цих сохранил стройную, поджарую фигуру, любовь к клетчатым серым рубашкам и пепельно-светлые волосы, разделённые на прямой пробор. Его маленькие водянистые глаза закрывали прямоугольные стекла очков, над которыми едва были заметны бесцветные брови. А бледная, рыхлая и дряблая кожа лица вызывала ассоциации со шляпкой старого несъедобного гриба.

— А причина не обязательно может быть экзогенная, — пояснила доцент. — Иногда это случается без видимых причин, в силу эндогенных сбоев. Парень как раз находился в таком возрасте, когда такие заболевания чаще всего манифестируют.

— Э… понятно. Спасибо, — шумно выдохнул Гаврилюк, поправляя галстук на огромной шее. Сегодня на нём красовался чёрный костюм с белой рубашкой, а в руках он неизменно держал коричневый кожаный портфель. Скоро нашему шефу должно будет исполниться пятьдесят пять. Он был очень грузным и наполовину лысым — изрядную плешь на темени окружали местами поседевшие чёрные волосы, аналогичные которым составляли его усы.

— Я бы хотел принять профилактические меры, чтобы больше такого не повторялось, — продолжал он своим густым басом. — Я хочу, чтобы в моем отделе все ещё раз прошли диагностические тесты.

— Пётр Владимирович, тогда их надо провести всем сотрудникам НИИ. А также клиники и фармации, — развела руками Анна. — Скажите об этом Филину. Может, он с вами согласится.

Я услышала у себя за спиной чей-то смех.

— Но я бы на вашем месте бы не судила так однозначно. Как психиатр, проработавший в стационаре больше двадцати лет, я скажу, что тесты — не всегда достоверный критерий психического здоровья. Это раз. А два: то, что склонность или латентные признаки заболевания не всегда можно обнаружить при неимении проявлений.

Я не без интереса и предвкушения дальнейшего наблюдала, как пухлое лицо нашего начальника раздувается на глазах, как воздушный шарик, становясь ещё огромнее. Менялось в размерах и объёмное тело — грудь, обтянутая белой рубашкой, на глазах превращалась в богатырский торс, а пиджак вот-вот, казалось, лопнет. Я невольно вспомнила похожий момент в начале фильма «Гарри Поттер и Узник Азкабана» и с трудом удержалась от хохота: сходство Гаврилюка с тётушкой Мардж стремительно увеличивалось. Карие глаза выпучились, из второго подбородка проступил третий, а усы гневно вздыбились.

Кто-то неожиданно коснулся меня сзади, и я подпрыгнула.

— Тише, это я, — послышался голос Тима.

Мы с Антоном (очевидно, друг потревожил и его) повернулись. Я заметила, что с губ мужа всё ещё не сошла улыбка — он тоже развеселился от произошедшего.

— Я-то думал, что за поклонение птичкам? Местные мне объяснили, что сова — символ мудрости и всё такое, но когда она на полном серьёзе посоветовала обратиться к филину, я чуть не упал. Подумал, может, храм ещё какой есть? Ну как египтяне кошкам поклонялись…

— Филин — фамилия директора, — я не могла понять, шутит ли сейчас Тим, но на всякий случай решила провести ему краткий экскурс. — Да, Павел Филин, основатель НИИ, провёл параллели своей фамилии с «птицей мудрости», и, кстати, получилось органично. А после смерти Филина-старшего всё перешло к его сыну. Частные предприятия — фармкомпания и клиника — по наследству, а НИИ посредством решения в РАМН, где у Филиных весьма влиятельные позиции. В свое время, до организации НИИ, Павел Матвеевич занимал там высокий пост.

— Давно ты здесь стоишь? — поинтересовался у друга Антон, когда я закончила.

За нашими спинами слышались гневные вопли Гаврилюка.

— У нас есть такая возможность, Анна Геннадьевна!

— Тогда тут некому будет служить! Знаете, в народе ходят мнения, что учёные все с особенностями мышления, и у нас в неврологии это…

— Нет. Примерно с тех пор, как эта милая рыжая дама начала рассуждать о причинах заболевания. Между прочим, было интересно.

— Она любит ораторствовать, — кивнула я. — Вообще, в отделе неврологии таких немало.

— Потому Гаврилюк не особенно любит их сотрудников. Хотя, — Антон быстро посмотрел по сторонам и, понизив голос, сообщил: — Их многие в НИИ не жалуют. Считают, в этом отделе работают одни выскочки, которые ассоциируют себя чуть ли ни с богами. Неврология, нейрохирургия и психиатрия — вот, что входит в их специализацию и полное название.

— Мда… Может, это приближенность к мозгу на них так влияет? Ну, знаете, главный орган и всё такое… хотя с этим можно поспорить, — Тим хихикнул. — Ладно, ещё мозг неизведанный, полный тайн. И у них оттого чувство избранности, что изучаешь великое…

— Такие там тоже есть. Но эта история идёт корнями в изначальную расстановку приоритетов. Когда Павел Филин, будучи в РАМН, добился создания НИИ, то решил, что основные научные проекты нового института должны быть направлены на изучение центральной нервной системы. Львиная доля финансирования и ресурсов уходила туда. Через несколько лет существования они так далеко продвинулись вперёд, что их впору стало бы отделять как самостоятельный институт. Павел Филин годы потратил на создание у НИИ безупречной репутации, но особенно это касалось неврологов. Денег он тоже не жалел — у них у первых появлялось новейшее оборудование, открывались лаборатории. Они раньше всех получили новое здание: причём не в три этажа, как у нас, а в семь — и по квадратам гораздо больше. Работать там считается престижным, туда даже технички стремятся в первую очередь. А учёные, даже начинающие, постоянно публикуются, в том числе в престижных зарубежных научных изданиях, быстро пишут и защищают диссертации. Не место, а просто мечта.

Мой муж, хоть и не принадлежал к «избранному» отделу, любил выступить перед кем-то не меньше, и получалось это у него не хуже. Ещё больше он любил рассказывать истории. А уж если Антон видел, что кто-то всерьёз заинтересован, то приобретал дополнительное воодушевление, и если его не остановить, вещать он мог очень долго, в красках и с нужной интонацией описывая все события. Иногда я даже думала, что из Антона бы вышел неплохой учитель истории.

Моего внимания хватило