Книга Дождь в наших сердцах - Кристи Грей

ответственность за сказанное и умею просить прощение, если в чём-то действительно была не права. Это не тяжело.

6 глава. Вопреки злости

Последние три месяца лета были для меня самыми тяжёлыми. Ночью первого июня моя мать, возвращаясь с другого города, попала в аварию. Скончалась на месте. Я помню крики Софи, помню её плач утром, когда отцу звонили с больницы, рассказывая о том, что мамы больше нет. У Софи случилась истерика… я бы даже сказал приступ. Она никого не слышала, ревела во весь голос. И плакала она до тех пор, пока её силы не иссякли окончательно.

Моё состояние в тот момент, когда папа сообщил это, было смешанным. Сначала я всё это отрицал, хотел доказать отцу, что это ошибка — мама не могла умереть. Я никогда не задумывался над тем, что такое может вообще случиться. Но, к сожалению, жизнь непредсказуема и всем нам в этой жизни придётся кого-то потерять.

Мне хотелось разносить всю вокруг от злости, которую я не мог контролировать, но глядя на свою младшую сестру Софи, я не мог позволить себе этого. Я понимал, что я должен быть для неё опорой. Я не должен сдаться, потому что я нужен ей. Я позволял ей плакать в меня, позволял кричать, будучи прижатой ко мне. Я скрипел зубами, стараясь подавить свои слёзы, которые норовили течь ливнем.

Шли недели, а Софи всё так же была подавлена. Я тоже. Не было ни дня, чтобы я не думал о маме и о том, как внезапно это произошло… Не было ни дня, чтобы я не скучал по ней. Но понимал, что я должен встать на ноги. Моему отцу сейчас тоже было нелегко — он потерял любовь своей жизни. Для него это был еще сильнее удар, чем для нас с сестрой. Первую неделю папа старался держаться, старался не подавать виду при нас, как ему тяжело, но по ночам, проходя мимо его спальни, я слышал, как он плачет и произносит имя мамы.

А на второй неделе он сдался. Мы вернулись с Софи после прогулки, на которую я её вытащил, чтобы развеяться самому и развеять сестру, и увидели отца, лежащего на диване в гостиной. Софи подошла к нему, не понимая, что с ним — сразу испугалась, что с ним тоже что-то случилось и расплакалась. Но я её успокоил, сказав, что папа просто устал. Сам-то я понимал, что с ним. Он был пьяным, причём неплохо так. Алкоголь стал единственной вещью, которой он подавлял боль утраты любимого человека. И с тех пор мы с Софи остались одни.

Поскольку мне уже было восемнадцать, я мог её взять под свою опеку. Так я и сделал. Оформлять все бумаги было тем ещё дерьмом, но я смог. За деньги отца я снял нам дом. Теперь мы живём вместе. У неё есть только я, а у меня — она. Семилетнее чудо, благодаря которому я ещё не сошёл с ума и благодаря которому я всё ещё нахожу в себе силы жить.

Брать от отца деньги я больше не мог — и из принципа, и из их отсутствия. Отец больше не появлялся на работе и хрен пойми откуда брал деньги на бухло. Но меня больше это не волновало. Он взрослый мужик, сам разберётся. Он бросил нас в тот момент, когда мы в нём нуждались, и ни я, ни Софи его не простим.

Мне пришлось устраиваться на работу. Восемнадцать лет были большим плюсом, потому что меня брали официально и деньги я получал такие же, как полагается всем. Я работаю везде, где могу: барменом в клубах на выходных, официантом в кафе по понедельникам и вторникам, и грузчиком в среду, четверг и пятницу. И при этом я ещё успеваю водить Софи в школу, забирать, кормить и убирать дома. Тяжело, но я справляюсь. И я не жалуюсь. Не жалуюсь только потому, что другого выбора у меня нет. Я должен обеспечивать свою сестру и себя.

В сентябре я снова должен был стать тем, кем всегда был в школе. Авторитетным парнем-футболистом, от которого тащатся все девушки. Я должен быть грубым, как обычно был все эти годы. Но после смерти матери многое изменилось в моей жизни, во мне. Мне больше не хотелось быть старым Аароном, который привык всем грубить и всех задирать.

Мама всегда учила меня быть добрым и отзывчивым, но у меня плохо получалось. Но после её ухода я пообещал самому себе, что стану тем, кем она хотела видеть меня всегда. Должно получиться. По крайней мере в меня верит Софи — и этого мне достаточно.

Первое сентября выдалось суматошным. Во-первых, на меня наехала какая-то дура, решив, что я унижаю одну девушку. А я, наоборот, хотел помочь. Впервые в жизни я хотел помочь, а меня снова выставили придурком. А потом та же девушка, что наорала на меня, упала ко мне в ноги. И снова прыснула своим ядом. Тогда я понял, что я не хочу с ней общаться и как-либо контактировать. Обзывать, гнобить и грубить я не собираюсь — пообещал же самому себе. Просто буду игнорировать её существование.

Но когда заметил её взгляд на поле, я не смог сдержать самодовольной улыбки. Она едва не кончила прямо на той тропинке. Таким взглядом смотрела, что готова была кинуться на меня. Ладно, это было забавно.

И одним вечером, на этой же неделе, я провёл целое расследование аккаунта одной девушки, что подписалась на меня. И как я был озадачен, но в то же время мне было весело, когда я увидел фото с одной уже знакомой мне особой. Что-то слишком часто я встречаю Лауру. Так её зовут. Услышал от Кимберли.

С Ким мы дружим с самого детства. Её манера общения, её поведение раньше мне нравились, я получал от этого удовольствие, но сейчас я понимаю, насколько паршиво она себя ведёт. Насколько паршиво вёл себя я. Но запретить ей что-то я не могу, осуждать — тоже, поэтому я просто стараюсь меньше контактировать с ней.

В субботу я, сам не понимая зачем, написал Лауре в инстаграме, найдя её аккаунт у Эрики — так звали ту девушку, что подписалась на меня недавно. А потом я тотчас вышел из инстаграма, даже не узнав, прочитала она или, быть может, ответила?

Я услышал плач сестры. Снова. Софи горевала по матери. Эта боль пройдет не