Книга Цветочное сердце - Кэтрин Бейквелл

что-то плохое».

7

Следующим утром я застала Ксавье на кухне накрывающим тканью плетеную корзину.

Остановилась на пороге, не зная, возмутит ли хозяина, если я прерву и это его занятие. Не зная, считать ли случившееся прошлой ночью нормой или чем-то за ее пределы выходящим. Ксавье поднял голову и, заметив меня, мигом залился нежно-розовым румянцем. Он снова опустил глаза, словно я застала его за чем-то неподобающим.

– Доброе утро! – сказал друг, больше обращаясь к корзине, чем ко мне.

Я осмелилась приблизиться на несколько шагов:

– Доброе утро!

Ксавье сделал глубокий вдох, и слова полились потоком:

– Мисс Лукас, прошу извинить меня за то, что прошлой ночью я повел себя нетактично. Вы не заслужили подобной резкости. Мне стыдно.

Сложив руки на груди, я стояла у другого конца разделочного стола и внимательно следила за выражением лица друга. Ксавье казался изнуренным, потерявшим надежду. Он все меньше напоминал того грубияна, которого я видела прошлой ночью.

– Вы каждую ночь снадобья готовите?

Ксавье снова заглянул в мои глаза. Его же по-прежнему были покрасневшими, с темными кругами.

– Да, я работаю каждую ночь.

Ксавье не отвел взгляда. Значит, он сказал правду. Причем без встречного вопроса, колкости и обвинения. Возможно, моя удача еще не закончилась.

– Почему вы прятали от меня свое зелье?

Когда он потупился, я ощетинилась, ожидая лжи.

– Задание Совета… деликатное. Они хотят держать его в тайне.

Ксавье буравил взглядом деревянный пол так, словно тот его обидел. Врать другу было явно нелегко. Проблема состояла в том, что я не знала, которая часть его слов – ложь.

– Летнее солнцестояние через девять дней, – напомнила я. – Вы наверняка нервничаете из-за того, что сроки поджимают.

– Ну да. – Ксавье хлопнул в ладоши и выпрямил спину, как механическая игрушка, которую только что завели снова. Кончиками пальцев он коснулся плетеной корзины. – Поэтому не будем терять время. Я решил устроить вам урок на свежем воздухе.

Я вскинула брови.

– Мы на пикник идем?

– Не совсем. – Ксавье подхватил корзину и направился к парадной двери, кивком поманив меня за собой.

Я двинулась следом за ним. Ксавье поставил корзину на пол и одной рукой коснулся двери, совсем как в день, когда создал портал ко мне в дом.

– Погодите! – сказала я. – Если мы уходим, что будет с лавкой? С посетителями?

– Я… я решил, что график работы можно слегка изменить. Кроме того, отлучимся мы не более чем на полчаса, обещаю.

Изменить график работы? Похоже, передо мной все-таки был новый Ксавье.

Он наклонил голову к двери словно в молитве. Как и в предыдущий раз, дышал Ксавье глубоко и медленно. Его глаза закрылись. Он начал петь двери, произнося каждый слог тихо, мягко, завораживающе. Его грудь вздымалась, когда потом он со щелчком открыл дверь.

Вместо заросшего травой холма и грязной дороги в Уильямстон за порогом лежала равнина с красивыми, покрытыми листвой деревьями на горизонте, шепчущимися друг с другом. Ступив на мягкую землю, я вдохнула аромат влажной от росы травы и почувствовала, как ветер щиплет мне щеки.

Пухлые облака едва не целовали ровный зеленый горизонт, линию которого то и дело прерывали островерхие бурые горы. На вершине одной из таких гор мы и оказались. Пройдя приличное расстояние, у подножия отвесной скалы я увидела красивое мерцающее озеро.

Непослушные кудряшки выбились из косы, юбки развевались на ветру, только мне было все равно. Я смотрела, как на солнце блестит зеркально-гладкая поверхность озера, с такой высоты больше похожего на лужу.

– Здесь чудесно! – вскричала я, и мой возглас унесся к основанию каменных стен.

Зашелестела трава – это Ксавье подошел ко мне с корзиной в руке. Он был завораживающе красив, с длинными черными волосами, щекочущими лицо. Что жгло мне щеки – солнце или румянец?

– Вам здесь нравится? – спросил он.

– О да!

Нагнувшись, я сняла перчатку, чтобы изумрудно-зеленые травинки ласкали мне пальцы. Вдохнула аромат росы и запрокинула голову к восхитительно теплому солнцу. Большая часть моего обучения прошла в четырех стенах, что всегда очень меня удивляло. Мы, маги, сотканы из земли, солнечного света и самой природы. Запах травы дарил мне полную внутреннюю гармонию.

– Раньше мы устраивали здесь семейные пикники, – объяснил Ксавье, вырывая меня из плена грез. Я выпрямилась в полный рост и, глядя на него, снова надела перчатку. Кожа Ксавье золотилась в свете солнца, но круги под глазами потемнели еще сильнее. – Помню, как пусто здесь было. Людей нет. Препятствий почти нет. Идеальное место, чтобы выплеснуть эмоции.

Нагнувшись над поставленной на траву корзиной, Ксавье убрал тканевый покров и достал фарфорового розового кролика. Эту тяжелую аляповатую вещицу он вложил мне в руки.

– Кролик… он волшебный? – спросила я, не уверенная, что Ксавье надо мной не подшучивает.

– Самый обычный. Я считаю этого кролика преуродливым и хочу, чтобы вы его разбили.

Мне аж лоб защемило.

– Это часть подготовки?

– Когда чувства подавлены, магия теряет покой. Поэтому сначала вы высвободите эмоции бесконтрольно, дав магии свободу здесь, где никому не навредите. Потом мы попробуем заставить вашу силу проявляться другим способом – так, как вы пожелаете. Со временем она будет слушаться вас быстрее и быстрее.

Я повернулась к краю склона за много шагов от меня, глядя на аляповатого кролика в своих обтянутых перчатками руках.

– Так я должна… разозлиться?

– Да, и только.

Волосы Ксавье развевались на ветру, а бледное лицо осталось пассивным и бесчувственным. Будто у него вовсе не было сердца.

Огонь, теплящийся у меня в груди, загремел как гром.

Ксавье не понимал, какое зло моя магия. Она не капризный ребенок, которого нужно занять. Одним прикосновением чары едва не убили моего отца, а Ксавье тут стоит и спокойно наблюдает за ходом своего маленького эксперимента.

– Вы тоже свою магическую силу проявите? – спросила я.

Взгляд Ксавье метнулся ко мне.

– Вряд ли это будет необходимо.

– Почему нет? – не унималась я. – Вы велели не сдерживать своих чувств. Дескать, это магии вредит.

Ксавье побледнел и ничего не ответил.

Я нерешительно шагнула к нему.

– Вчера ночью я увидела в ваших глазах панику. Страх. Гнев. Дело было в том снадобье и во мне – в том, что я оказалась так близко к нему. Это разозлило вас.

Ксавье уставился на траву:

– Вашей вины там не было.

– Однако вы расстроились.

Ксавье поджал губы:

– Если я разозлюсь, это поможет вашей подготовке?

Мне очень хотелось увидеть, что скрыто за его странной, бесчувственной маской.

– Это помогло бы мне.

Ксавье достал из корзины желто-коричневую чашку и вместе со мной подошел к краю склона.

– Можно сосчитать до трех, – предложила я.

Казалось, если задеть Ксавье, его унесет ветром. Сжимающая чашку рука дрожала.

– Да, – отозвался он. – Считать буду я. Сосредоточьтесь на том, что вас злит, и на счет три бросайте кролика.

Я закрыла глаза.

Горожане, шарахающиеся от меня, как от бешеного животного. Папа, отплевывающийся азалиями, – все по моей вине. Яд моей магии, растекающийся по его телу.

– Раз.

Резкий тон Ксавье вчера ночью. Его злой взгляд, его рука, отталкивающая меня от котла. Его повернутая ко мне спина. Отказ от моей помощи. Невозможная, упрямая скрытность. Нежелание общаться со мной на протяжении пяти лет.

– Два.

Моя мать, которая исчезла из нашей жизни, бросила нас с папой, вынудив его работать до изнеможения, чтобы меня прокормить. Вред, который она нанесла обществу. Члены Совета, которые следили за мной и наказывали меня. Мои учителя, считавшие, что «она, возможно, труднообучаема, как ее мать». Ночи, когда я слушала, как плачет папа. Зияющая дыра, которую мать оставила в нашей семье. Она разбила сердце папе, а теперь я отравила его своей магической силой.

– Три.

Я швырнула фарфорового кролика с края выступа и проследила, как он подскакивает, затем