Книга Мой лучший друг – убийца - Альбина Иоакимовна Избекова

называют республиканскую больницу — к дежурившему однокурснику, а на обратном пути подсадил прехорошенькую девушку, оказавшуюся медсестрой. Разговорились, познакомились, он довез ее до дома по улице Ойунского, взял телефон. С тех пор стали встречаться. Машенька оказалась девушкой без комплексов и стала скоро его любовницей. Он был влюблен в нее по уши, но Машенька, узнав, что у Кирилла аж двое сыновей, вскоре даже как-то охладела, несмотря на его заверения о скором разводе с мымрой-женой. И правда, зачем ей нужен муж-алиментщик, бесквартирный, у которого и неновая «волжанка» куплена благодаря финансовой поддержке тещи и еще неоплаченным долгам? Нелегко было от всего этого Кириллу Попову. Почти каждый вечер его тянуло на улицу Ойунского. Он выезжал туда постоянно, а когда Машеньки дома не оказывалось, ехал на вторую смену. Извоз — его вторая смена — стал хорошим прикрытием для свиданий и бурной любви с Машенькой где-либо на пустой квартире у понимающих друзей.

Он думал обо всем этом, потягивая крепкий кофе и сожалея, что опять с работы не дозвонился до Машеньки, а звонить из дома — дохлый номер.

— Ну ладно, Галчонок. Уже восемь, я сегодня недолго. Завтра с утра операция. А ты ложись.

— Ты осторожно. Вон в газетах пишут — убивают водителей. Может, не поедешь?

— Своих же бандиты и убивают, а на улице милиции сейчас полно. Как раз и ездить можно. Ну, бывай.

С легким сердцем, что отмазался от жены, он выехал со двора и поехал в сторону улицы Ойунского. Поехал зря. Машеньки дома не было. Никто ему дверь не открыл.

На следующее утро, сразу после операции, его позвали к телефону. Звонили из милиции и просили срочно подойти. «Дело важное, — сказал на том конце провода молодой, почти мальчишеский голос, — и касается лично вас». Какое важное дело может быть у него в милиции?

Слава богу, ни один больной не отправился пока (тьфу! тьфу! тьфу!) с его стола на маганскую сопку. Еле дождавшись конца рабочего дня, Кирилл направился в управление милиции и нашел нужный ему кабинет.

Серый стоял на автобусной остановке и замерзал. От пронизывающего ветра не спасала даже дубленка. Он вытянул из-под нее шарф и зарылся в него лицом. Когда торопишься, автобусов не дождешься. Это закон. Ветер рвал афиши. От нечего делать Серый стал их читать. Какая-то опера. Главную партию исполняет Иван Степанов, народный артист России. Приезжий что ли? «Лолита». Композитор Валерий Шадрин. Лолита…

Что-то знакомое. Не ведущая ли с телевизора? Нет, это про девочку-нимфеточку. Вспомнил. Серый был далек от книг и искусства, но нашумевший роман Набокова, ходивший в зоне по рукам, прочитать удалось. Классная вещь про старика-придурка, поехавшего от ребенка.

«Надо же, балет поставили», — усмехнулся он про себя и загрустил. Не приучен он был ходить по театрам, да и в целом в этот вечер, когда в кармане звенели лишь одни медяки, настроение у него было паршивое. Серый ехал на ковер к Зубу, держать ответ за свое длительное отсутствие. А что отвечать? Гулял, бухал. На лице написано.

Офис Зуба находился на одной из неприметных окраинных улиц, где за высоченными бетонными стенами длинные помещения складов охранялись злыми немецкими овчарками. И они помимо сигнализации, разумеется.

Серый нажал на кнопку звонка и огляделся. Возле ворот припарковались крутые иномарки, джипы. Видно, у Зуба совещание. А при чем тут он, Серый? Зуб никогда не приглашал его на деловые встречи, не тот уровень, обходясь отдельными вызовами, указаниями по телефону относительно наезда на кого-либо, наведения порядка.

В холле Серый повесил дубленку в шкаф, причесался перед зеркалом. Здоровенный секьюрити в приемной поднял трубку телефона. «Проходи», — кивнул он Серому. Не без дрожи в коленках Серый открыл дверь в кабинет Зуба.

Внимания на него никто не обратил. В огромном кабинете народу было битком. За длинным столом, покуривая, сидели хорошо одетые джентльмены. Именно джентльмены — в супердорогих костюмах, с вальяжными движениями и спокойным выражением лица, джентльмены разных национальностей: русские, якуты, кавказцы. Серый знал одного-двух из них, это были известные бизнесмены. Поодаль от стола, вдоль стен, расположилась другая клиентура с таким же непроницаемым лицом — возрастом помоложе, одетая более демократично — хорошие костюмы вперемешку с кожаными куртками. У входа стояла братва, частью бритоголовая, с массивными цепями, ненароком выглядывающими из-под рубашек, мощными печатками на трудовых руках со сбитыми, выступающими костяшками.

Возле Зуба на почетном месте сидел господин Еремеев, негласный владелец многих городских рынков, молодой невысокий сухопарый якут, похожий с виду на интеллигента-аспиранта. Внешность его, конечно, была обманчива. В жизни это был жесткий и жестокий человек, еще до прихода Зуба не без потерь обосновавший в Якутске свой клан из местных и улусных ребят и державший целую сеть магазинов, ночных клубов и бензоколонок. В свое время Зубу пришлось приложить немало усилий, чтобы разными путями пробиться в его окружение, добиться расположения и стать для Еремеева своим. В конце концов хитрый Зуб этого добился, а умный Еремеев, за определенные проценты, признал его: в итоге получилось, что делали-то они одно дело с одной целью — с долларами на счетах.

В кабинете было душно, накурено. Видно, разговор шел к концу.

— И задание вам всем, — Зуб зыркнул глазами в сторону стоявших, — узнать чьих рук эти дела и ко мне. Я сам устрою и суд, и яйца подрезаю. Понятно? Мою контору под колпаком менты держат. Когда это было? Что, денег, б…, мало получаете ни за хрен собачий? Пошли вон! Шушера!

Толпа, неслышно матюгаясь, вывалилась из офиса и двинула к своим тачкам. Во дворе Серый увидел Чеснока: «Я не врубился, что случилось-то?»

— Менты зае… Трупы у них. Мужик, баба какая-то. Зарезаны ножом.

— А при чем мы?

— Меньше пить надо… Ты у своих разузнай, кто и где был 18 и 20 января. Завтра доложишь. Мне. Понял?

— Понял.

Снова не спалось. Таньку в тот раз он в Мархе не застал, на обратном пути заехал к другу, опять напился до чертиков, поймал тачку, катался по городу, промотал последние деньги, а потом пришла злость… За что, за какие грехи он без сна кружит по ночному городу, неприкаянный и никому не нужный в этом мире? Он молод, крепок, силен, а душа опустошена, устала и стара. Что делать? Жениться? Но кому нужен такой муж, бывший зек? Да и непригоден он для семейной жизни. Никогда ему не быть примерным мужем и отцом, никогда не взять на руки своего первенца, теплый крохотный комочек, ибо никогда не будет безоблачной его жизнь, жизнь одинокого волка среди ненавистной человеческой стаи.