Книга Пешком по Москве – 2 - Михаил Юрьевич Жебрак

оседало до 15 000 рублей в год.

Гостиница «Метрополь» на фото начала ХХ века.

Савва Мамонтов, раскрывший и огранивший в своей частной опере Шаляпина, считался в Москве конца XIX века чуть ли не главным авторитетом в вопросах искусства. Принесут ли картину, найдут у антиквара старинный шкаф, появится ли доморощенный музыкант или просто красивая девушка, сразу появлялась мысль: «Непременно надо показать Савве Ивановичу!» Перед Всероссийской выставкой 1896 года в Нижнем Новгороде Императорская академия художеств попросила Мамонтова, как сейчас бы сказали, стать куратором художественного отдела. Чтобы украсить выделенный павильон, Мамонтов заказал Михаилу Врубелю два гигантских полотна полукруглой формы – «Принцессу Грезу» и «Микулу Селяниновича» – закрыть в торцах пустые места под крышей. Комиссия академии одобрила выбор картин и скульптур, а вот работы Врубеля забраковала. Упрямый меценат выставил полотна в отдельном помещении за свой счет, а на строящемся здании гостиницы «Метрополь» выделил место для керамической копии «Принцессы Грезы». Это керамическое панно – самое большое произведение художника мирового уровня, доступное публике в Москве круглосуточно.

Театральный пр., 2.

Гостиницу «Метрополь», открывшуюся в 1905 году, надо рассматривать неторопливо (Театральный пр., 2). Этот целый комплекс: гостиница, рестораны, кинотеатры, выставочные залы, а сначала Мамонтов планировал и оперный театр здесь разместить. Задумал предприниматель со свойственным ему размахом, поэтому и украшено здание богато. В гостинице соединились проекты архитекторов Льва Кекушева и Вильяма Валькота. Под карнизом тянется фриз из 23 майоликовых панно художников Александра Головина и Михаила Врубеля, решетки балконов рисовал архитектор Мариан Перетяткович, барельефы лепил скульптор Николай Андреев. Это был первый большой заказ для молодого скульптора Андреева. Возможно, без идиллических наяд, пастушков и фавнов на «Метрополе» не было бы в Москве памятников Гоголю и Островскому работы этого мастера.

Философ Фридрих Ницше был моден в России в конце XIX века, и на «Метрополе» поместили керамическую полосу с цитатой из книги «По ту сторону добра и зла»: «Опять старая истина: когда построишь дом, то замечаешь, что научился кое-чему». Керамическую надпись выполнил художник Сергей Чехонин. А вот кто предложил эту фразу? Возможно сам Савва Мамонтов. В его жизни были удачи и падения, предательство друзей… в цитировании Ницше есть ирония, ведь в подлиннике фраза звучит несколько по-другому: «Скверно! Опять старая история! Окончив постройку дома, замечаешь, что при этом научился кое-чему, что следовало знать, приступая к постройке». После революции слова Ницше заменили другим высказыванием: «Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество от гнета капитала. В.И. Ленин».

Георгиевский пер., 3.

С Театральный площади мы пойдем на Большую Дмитровку, где стоит здание первой московской электростанции, Георгиевской (Георгиевский пер., 3). Электростанция заняла место упраздненного после пожара 1812 года Георгиевского монастыря. Протяженное одноэтажное здание электростанции в русском стиле построил в 1888 году архитектор Владимир Шер. Внутри стояли четыре паровые машины мощностью по 200 лошадиных сил. Историки техники посчитали, что, когда станция вышла на максимум вырабатываемой электроэнергии, она питала 25 000 ламп накаливания и десяток лифтов. Крупнейшими потребителями были Большой и Малый театры, Московский университет, магазины и рестораны неподалеку, ведь без потерь поставлять постоянный ток можно было только на километр. Но расположение станции оказалось не самым удачным: в центре Москвы сложно было обеспечить станцию в большом количестве водой, мазутом, да и расширяться некуда. Поэтому, когда заработала электростанция на Раушской набережной, Георгиевскую станцию закрыли. В длинном одноэтажном здании электростанции устроили гараж, а в 1985 году открыли выставочный зал «Новый Манеж».

Памятник Сергею Прокофьеву. Скульптор Андрей Ковальчук.

С Большой Дмитровки мы свернем в Камергерский переулок и увидим удаляющегося быстрым шагом бронзового Сергея Прокофьева. Все правильно, шестикратный лауреат Сталинской премии должен идти на парадную улицу Горького. Памятник работы скульптора Андрея Ковальчука поставили в 2016 году.

Композитор Сергей Прокофьев уехал после революции из России. Его сыновья вспоминали парижскую жизнь: квартира не огромная, но на чердаке Прокофьевы снимали дополнительно три комнаты: в одной были сложены чемоданы, в другой жил секретарь композитора, помогавший переписывать ноты, а третью занимала домработница – одно время домработницей работал китайский студент. У Прокофьева был автомобиль, летом ездили в две машины с семьей художника Василия Шухаева путешествовать, снимали виллу на побережье. При этом Прокофьев говорил, что в Европе ему не хватает «музыкального воздуха». Он вернулся на родину с женой-испанкой и двумя сыновьями в 1936 году. Шухаевы вернулись в Союз одновременно с Прокофьевыми и почти сразу были отправлены в лагеря на восемь лет. Жена самого Прокофьева была посажена позже. В 1948 году она получила 20 лет лагерей. Но к этому времени композитор ушел из семьи. Он встретил 23-летнюю студентку литературного института. Квартиру Прокофьев оставил первой жене и детям, а сам жил на даче или у второй жены. Родители его второй жены занимали две комнаты из трех в коммунальной квартире в Камергерском переулке. В этом доме в 2008 году открыт мемориальный музей Сергея Прокофьева (Камергерский пер., 6/5, стр. 3).

Камергерский пер., 6/5, стр. 3.

Мы все помним, что основателями Московского художественного театра являлись Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко. Но когда денежные дела театра зашли в тупик, третьим директором МХТ стал предприниматель Савва Морозов. И он не только финансировал. Ольга Книппер писала Антону Чехову: «Савва Морозов повадился к нам в театр, ходит на все репетиции, сидит до ночи, волнуется страшно… Я думаю, что он скоро будет дебютировать, только не знаю в чем». Савва заказывал и монтировал декорации, оплачивал костюмы. В детстве у Морозова была страсть к иллюминациям, фейерверкам. Затем, став химиком, организатором различных производств, он продолжал интересоваться освящением и электричеством. В Художественном театре Морозов лично разработал сложную систему освещения сцены. На газетной карикатуре начала ХХ века воз Художественного театра тянут три фигуры с хорошо узнаваемыми лицами: Станиславский, Немирович-Данченко и Морозов.

Фельетонист Влас Дорошевич в крупнейшей газете «Русское слово» издевался: «Купец подбирал „красный звон” в пьесах, где звонить требуется, заведовал электрическими лампочками, делал дождь и хорошую погоду. Вообще, был, так сказать, директором эффектов. И был тихо счастлив, половину успеха приписывая себе». Только Станиславский, которому тоже иной раз купечество в глаза тыкали, поддерживал Морозова. Понимал, что такого помощника и деятеля баловница судьба посылает