Книга Картинки – как будто бы про меня, а будто бы и нет - Никита Белугин

он и взял себе такую привычку — молчать когда надо и когда не надо. Действительно, юность такая слепая штука, что стоит только нащупать нечто хорошее, нечто, что приносит тебе пользу, и юный человек, как правило, превращается в подобие робота и зацикливается, так что уже впоследствии теряет саму суть того сокровища, которое некогда обнаружил, а форма этого сокровища перестаёт приносить то первоначальное восхищение…

Ну и ещё, от нечего делать, отмечу, что купил я тогда на те деньги игровую консоль с чёрно-белым экраном, — такие тогда были цены! И скажу, что эта консоль, как сейчас выражаются дети, насмотревшись пендосовских фильмов, — “сделала мой день”, — и даже не день, а как минимум год я потом играл в неё ежедневно, пока не надоело.

4

Как-то днём мне звонит брат и говорит: «Срочно приезжай к родителям на дачу?»

— Чего-о-о? — отвечаю я. — Что это за срочность такая? Я вообще-то на работе.

— Не могу по телефону. Приедь пожалуйста.

Голос его дрожал и первою мыслью я подумал, что с мамой произошла беда, — а на дворе стояло лето и она как раз в эти дни пропадала на даче. Но только почему тогда «по телефону нельзя»?

Я наврал начальнику, — я очень хорошо умею врать, — что плохо себя чувствую, и изобразил такой же голос, каким говорил сейчас брат по телефону. Нет, не то чтобы я такой клоун или не переживал о брате, что так бессовестно его спародировал, просто это первое что пришло мне на ум — и это сработало, — начальник даже всерьёз забеспокоился обо мне, а касательно бюрократии, то тут он ни словом, ни полсловом не обмолвился, что неплохо было бы мне вернуться в следующий раз с доказательствами в виде справки от врача. Он даже сам позвонил мне вечером и сам сказал чтобы я не выходил и завтра, — «так как голос у тебя действительно нездоров» — заключил он по телефону, хотя в этот вечерний звонок я уже не подделывал больной голос, а он был натурально расстроеным.

Спасибо моему начальнику, что он так чутко освободил меня на весь следующий день! В следующий день я был так вымотан… Впрочем, я забегаю вперёд.

С мамой, слава Богу, оказалось всё в порядке. Когда я приехал на дачу, брат сидел за летним столом под яблоней, а мама полола вилкой грядку. Возле дачи стояла «Восьмёрка» брата, — на ней были повреждения, разбита фара и помято крыло с капотом. Я сразу, почти на сто процентов, понял, что брат сбил человека, — не стал бы он мне звонить просто из-за вмятин, да и вмятины, если уж на то пошло, были не столь серьёзны.

К сожалению, так и оказалось.

— Мама знает? — спросил я.

— Ты что? Конечно же нет! Я ей просто сказал, что задел машину, когда выезжал со двора.

— А она что? Поверила?

— Поверила… — грустно произнёс брат.

Далее будет слишком сложно передать наш диалог, поэтому я изложу его своими словами, передав одну суть. Я до сих пор не могу забыть того момента, когда я задал ему вопрос о сбитом человеке. Да, сразу ещё скажу, что я лично думал, что брат скрылся с места ДТП, но оказалось ещё хуже.

— Труп лежит в багажнике. — опустив глаза в землю, дрожащим голосом произнёс он.

— Как?! Что?!

Я и ещё хотел что-то сказать, но он меня тут же осадил, чтобы мама не услышала.

— За этим я тебя и позвал. — тихо аргументировал он. — Давай сегодня ночью закопаем?

Я был в шоке и не знал что сказать. Конечно он понимал, что я не откажу. Но каково же всё-таки такое «предприятие»!

Не скрою от читателя, мне ужасно хотелось узнать — кого сбил мой брат? Но разговор как-то так складывался, что эту-то, одну из самых, казалось бы, тех деталей, которую нельзя обойти, мы всё никак не затрагивали, а обсуждали более всевозможные последствия и планы, как эти последствия направить, так сказать, в благоприятное русло.

* * *

Вечером, когда стемнело, мы отъехали в безлюдное место копать яму, — не скажу в какое место, — пусть это останется нашей с братом тайной, да и не имеет значения сия деталь для данной хроники. И вот, когда яма уже была готова и когда мы открыли багажник, я впервые увидел убиенного братской машиной. Это была молодая девушка, на вид лет двадцати или двадцати трёх, одетая как-то по-домашнему и без обуви, потому что обувь очевидно слетела при ударе.

Так совпало, что брат как раз направлялся к маме на дачу и на этой же дороге, которая длиной около километра от города, на которой нет ни знаков ни разметки, а только хороший асфальт, по которому можно развить в промежутках между поворотами весьма приличную скорость, — на этой дороге он и сбил её. Неизвестно, может быть она ждала кого-то, может быть собирала какие-нибудь травы в лесу, — неизвестно. Известно только, со слов брата, как она «выскочила», когда он выезжал из поворота.

Чёрт его знает, мне кажется, если бы я ехал, то точно бы успел затормозить или хотя бы вырулить. Я понял что это за поворот, — поворот этот хоть и плох в обзоре из-за густых кустов и деревьев, но не так уж крут, да и довольно широк. Заспался мой браток…

Когда тело было закопано, мы разъехались по домам. И вот, до сих пор себя виню — почему я бросил его тогда на несколько дней! И если говорить по большому счёту, то бросил вообще. Да, я встретился с ним дня через три, — так как на работе у меня был завал и мне было действительно некогда, — но даже эта наша встреча, при которой он был, как и в тот день «похорон», грустным, — даже эта встреча была слишком короткой и формальной, так что я совсем не понял его душу и почему-то даже подумал, что так будет лучше — «не надоедать».

5

Не знаю как начать эту последнюю главу, чтобы поверили в достоверность описываемого в ней. В достоверность будет сложно поверить, так как не может ведь ни один человек залезть в душу другого и рассказать