Книга Туша - Никита Демидов

“мысль”, отчленив её от общего организма, можно рассмотреть её как отдельно взятое целое, совершенно ни от чего не зависимое. На нее можно воздействовать всевозможными способами, проституировать этой самой “мыслью”, манипулировать ею, заводить её в тупик и тем самым переходить уже к “чувству”. От действия к мысли, и от неё к чувству, перепрыгивая с одной ступени этой иерархической лестницы на другую, можно полностью подчинить своей воле человека.

Действие, как самое примитивное проявление деятельности было ранее всех подвержено имитации и дальнейшему уничтожению. Процесс этот обосновывался самыми благородными мотивами и за напыщенными речами великих умов никто не различал ничего окромя доступной каждому благодати. И если в начале человек еще хоть как-то был задействован, то в последующем его роль свелась к нулю, он стал обслуживать созданное им детище, уже не совершая действие как таковое, а провоцируя к нему механизм.

На свет стали появляться люди-автоматы, потому как манипуляция “мыслью” оказалось делом довольно-таки простым. Сам факт существования механизма способного поднимать неподъемные груды камней, или перекачивать тонны воды из одного место в другое, подстегивал человеческое самолюбие, культивируя веру в прогресс. Люди заражались этой идеей и посвящали всю жизнь свою служению одной цели, а именно обособлению мира человека от мира природы.

Есть масса примеров того к чему привело это движение, но я ограничусь лишь одним. Развиваясь, человечество пришло к тому, что естественный отбор был упразднен. Дети появлялись на свет, и какими бы кривыми и косыми, они не были, гуманный механизм прогресса, продлял им жизнь, выпускал их в свет, сводил с такими же кривыми и косыми (ибо каждой твари по паре) тем самым продлевая цепочку криворождения.

Но вся правда об этом процессе заключалась, как то обычно и бывает, в формуле, покоящейся на самом обыкновенном шарлатанстве. Правды как таковой не существует, она суть фикция, объект спекуляции и если вы обладаете некоторыми дарованиями, то сможете выдать за правду все что угодно. Умело жонглируя словами (чем сложнее они будут, тем воздействие окажется сильнее), улыбаясь или серьезно хмуря брови в нужный момент, уверенно продвигая свою мысль всеми правдами и не правдами, вы заполучите своего собеседника в полное распоряжение.

В случае с прогрессом необходимо было убедить человека в том, что в явлении этом нет ничего противоестественного и пугающего и это было не сложно. Копчик, зубы мудрости, растительность на теле — все это атавизмы, они когда-то имели значение, но теперь это время прошло, как пройдет и нынешнее, когда нам для ходьбы требуются ноги. Казалось бы, ничего особенного в том нет, что все развитие человека стоит на принципе замены одного другим, но это чрезвычайно успокаивает. Горечь от потери сглаживается перспективой дальнейшего приобретения, которое должно произойти само по себе, по велению природы, от которой мы все отстраняемся и отстраняемся, практически ушли от неё и теперь, с этого расстояния наивно верим в то, что природа будет принимать участие в нашей эволюции. Мы и не хотим этого, но мы почему-то этого ждем. Жить становится проще, а значит и лучше. Мыслительный процесс упраздняется, потому как благополучно живущему человеку думать ни к чему.

— Какой сегодня день недели? — спрашивает человек.

— Вторник, — звучит ответ и человек преспокойно проживает этот день, уверенный в том, что завтра будет среда, в то самое время как сегодня на самом деле пятница.

И это самый простой пример. Человек отныне не обременен размышлениями, потому как уже давным-давно все известно, нет более запретных тем и темных мест. Со всех сторон поступает противоречивая информация и человек потребляет её, но не умеющий рассуждать логически теряется. Человек дезориентирован, все эти теории, опровергающие одна другую, события, трактующиеся миллионами лиц по-разному, пропаганды и агитации, все это абсурдное, гротескное месиво засоряет рассудок, уничтожает его, оставляя его в тоже самое время в живых. Мысль уничтожена, её более нет.

XIII

Покачиваясь, судорожно размахивая вытянутыми в разные стороны руками чтобы сохранить баланс и не грохнуться на пол, сделал я первый шаг, и даже глаза закрыл, словно испугавшись чего-то. Что там внизу? Желтый песок арены и зрители затаившие дыхание, пришпиленные к своим местам волнением и страхом. Смотрят они пристально в верх и наблюдают за каждым моим движением словно я божество. Они ждут, ждут моего падения, чтобы было что рассказать женам и мужьям, чтобы было чем заполнить минуты неловкого молчания. “А я знаете ли видел как человек разбился, и тысяча других людей тому свидетели. Да что вы говорите?! Это очень занятно, продолжайте! “. А я всего лишь акробат, к тому же пьяный в стельку. Настоящий артист должен умереть так, чтобы зритель был доволен! Шаг, еще шаг, в воцарившуюся повсюду тишину слабо-слабо, более рассчитывая на незаметность своего проникновения, нежели на силу его, вторгается треск. Еще шаг, очередная ниточка в канате лопается. Нога срывается и я лечу вниз, разбиваясь о песок, взрываясь и брызгая во все стороны алым.

Угораздило же меня завалиться, да еще и так глупо! И чего я только спрашивается глаза-то закрыл? Снова поднявшись на ноги с ненавистью посмотрел я на куклу, о которую запнулся. Вылитая моя копия, даже выражение лица у меня помнится такое же было, какое-то нахальное, а глаза потухшие, с мутной поволокой. И откуда этот муляж тут взялся, честное слово? Вот вроде бы и помню, нет, даже чувствую, что есть нечто знакомое в этой распластанной на полу фигурке, а все-таки не знаю, ничего сказать не могу. Гадость какая!

Неуверенно, чувствуя всю тяжесть собственной туши, подошел я к окну. В метре от меня, за разросшимися и совершенно запущенными кустами расположился тротуар, по которому уже давным-давно никто не ходил. Вдали, беспорядочно разбросанные стояли автомобили, все покрытые пылью и с какой-то грустью смотрящие черт знает куда своими потухшими фарами. Кругом было тихо, казалось, что все покинули город несколько десятков лет назад.

Кое-как взобравшись на подоконник, спрыгнул я с него и встретившись ногами с землей, потерял равновесие и кубарем покатился в колючие кусты. Кто-то захохотал. Я отчетливо слышал этот гнусный смех, словно то ржала лошадь, или шакал. Громко и пронзительно, выстрелом из темноты прямиком в мои уши. Я весь застыл от страха. Кто здесь?! — закричал я, но мне ответом было лишь эхо. Я поднялся на