Книга Гость из будущего. Том 1 - Владислав Викторович Порошин

никак не сносить.

А вот эпизоды, в которых участвовали такие мастера комедийного жанра как Вицин, Смирнов и Филиппов требовали творческой переработки. Например, Алексей Смирнов, хулиган Федя из «Операции 'Ы»«, здесь играл роль почти бессловесного шумовика в театре, а гениальный Георгий Вицин, Трус из той же 'операции», в «Зайчике» вообще был каким-то помощником режиссёра с тремя фразами. Вицина обязательно требовалось повысить до главного режиссёра и добавить ему текста.

Поэтому посмотрев на настенные часы, которые показывали, что до прибытия «Авроры» осталось двадцать минут, я начал сочинять новую сцену кинокомедии, где перед премьерой спектакля директор театра Филиппов, лучший в истории Киса Воробьянинов из «Двенадцати стульев», а так же режиссёр Вицин учат по системе Станиславского гавкать шумовика Смирнова.

«Как вы гавкаете, товарищ Смирнов? — завозмущался директор Филиппов. ­– Разве нам так завещал работать за сценой старик Станиславский⁈ Вы хоть представляете, чьи седины вы теперь позорите в нашем театре⁈». «Где глубина проникновения? — насел на шумовика режиссёр Вицин. — В чём правда жизненных переживаний?». «Глубины — нет, переживания, как класс, отсутствуют!» — поддакнул директор. И тут же вступил режиссёр: «Вот о чём вы, товарищ Смирнов, сейчас должны думать, о чём мечтать?». «Ха-ха. О колбасе, ха-ха, — хохотнул шумовик Смирнов, — которая пока ещё сырое мясо, ха-ха. Значит так: я сейчас загоняю рысака, ээээ, русака. Ав! Ав! Ав! Ав!». «Халтура. Цените искусство в себе, а не колбасу! — проревел директор Филиппов. — Бесполезно». «Тяжёлый случай», — согласился режиссёр Вицин.

— Внимание, на первый путь из Москвы прибывает фирменный поезд «Аврора», — вдруг прозвучал малоразборчивый голос диктора, который заставил меня оторваться от сочинения диалогов, от недопитого остывшего чая и недоеденного пирожка.

И я тут же, сунув бумаги в карман, а кусок пирога в рот, ринулся на перрон искать третий вагон, в котором должен был приехать великолепный актёр с непростой судьбой и непростым характером Сергей Николаевич Филиппов. Каких только негодяев он не переиграл за свою длинную киношную жизнь. Другому за такие роли жуликов, спекулянтов, хамов, анархистов, немцев и прочих антагонистов обычные зрители, которые простодушно приравнивают характер выдуманного персонажа к подлинной личности, жизни бы не дали. А Филиппова уважали. Правда, к нему часто цеплялись и предлагали выпить реальные невоспитанные и хамоватые граждане.

А между тем вагон №3 практически полностью опустел. Я немого потолкался в толпе прибывших и встречающих людей, которые радовались друг другу. Затем протиснулся к проводнику, женщине крепкого телосложения в синей фуражке и спросил:

— Простите, скажите — актёр Филиппов ехал в вашем вагоне?

— Это дрессировщик что ли знаменитый? Казимир Алмазов? — недовольно скривила своё полное и румяное лицо проводница вагона. — А что он не вышел что ли? Вроде где-то тут был.

— Не вышел, — буркнул я. — Можно пройду в вагон?

— Ну, пройдите. Но учтите, что через пять минут состав перегонят на запасные пути.

«Вот тебе и уважение», — подумал я, резво пробежав вверх по высоким ступеням. И мне сразу вспомнился забавный случай из прошлой жизни, когда я сам, хорошо выпив в дороге, уснул на второй полке, а проснулся, когда вагон уже стоял в каком-то загоне. Кстати, меня разбудили голоса пьяных проводников, которые под водочку и гитару отмечали удачный рейс.

Предчувствуя неладное, я за считанные секунды пробежал весь вагон. Однако полки нижних и верхних мест были либо пусты, либо заняты скрученными матрасами. Обратную дорогу к выходу из вагона я проделал гораздо медленней, заглядывая в каждом плацкартном купе на третьи, самые высокие, полки. И вдруг около самого выхода, спрятавшись на боковом сиденье за распахнутой дверью, передо мной предстала скрюченная фигура знаменитого актёра-комика. К счастью у Сергея Николаевича пульс был, а вот желания идти собственными ногами не было.

— Молодой человек, вагон скоро тронется! — крикнула проводница.

— Вагончик тронется, перрон останется, — проворчал я, вытаскивая на улицу расслабленное алкоголем тело актёра Филиппова. — Стена кирпичная, часы вокзальные, платочки белые, глаза печальные.

— Стихи что ли? — заулыбалась женщина. — Чьи?

— Так наши, проводниковские. Мы ведь с вами коллеги. Я ведь тоже люблю поезда, — соврал я и, подмигнув проводнице, торжественно продекламировал:

Откроет душу мне матрос в тельняшечке,

Как тяжело на свете жить, бедняжечке!

Сойдет на станции и распрощается!

Вагончик тронется, а он останется.

— Здорово, — обрадовалась женщина. — А ещё?

— В следующий раз, — снова соврал я. — Вызовите мне носильщика, а то товарища актёра в пути укачало. Будить его не охота, а домой доставить надо. Завтра ответственная правительственная съёмка.

— Чего же он тогда всю дорогу пил-то? Ладно, стой здесь, — сжалилась проводница, остро чувствующая красоту стихотворных строк Михаила Львовского.

* * *

— Товарищ Филиппов, вы помните свой домашний адрес? — спросил я в сотый раз, безуспешно пытаясь достучаться до сознания киноактёра, когда спустя полтора часа привёз его на такси к главному корпусу «Ленфильма» и усадил на скамеечку.

— Помню, набережная, там, — произнёс он и, не открывая глаз, махнул рукой в неопределённом направлении.

— Набережная, набережная? — покрутился я вокруг своей оси. — Это же Ленинград, здесь кругом одни набережные. Товарищ Филиппов, а какие-то особые приметы у вашей набережной есть?

— Есть. Вода, качается туда и сюда.

— А кроме воды, что-то ещё имеется? Номер дома? Номер квартиры? Адрес какой, чёрт возьми? Я спать хочу! — выкрикнул я, потеряв самообладание.

— Вспомнил, — Филиппов посмотрел на меня одним глазом. — Сейчас берём такси и едем на Невский в рюмочную. Всё.

И это действительно были последние слова актёра, так как он сполз по спинке скамьи и, согнувшись калачиком, захрапел прямо здесь на уличной скамейке.

— Кончено, всё, — пробормотал я, беспомощно всплеснув руками. — Через минуту закроется метро, и разведут мосты. И как вообще люди сейчас живут без сотовой связи?

«Ладно, — подумал я. — Как сказал директор Шурухт, я могу делать с товарищем Филипповы всё что