Книга В кольцах змеиной любви - Тэль Аадет

быстро раскрылась тщательно оберегаемая мною тайна, сильно смутило.

— Нет! Ты же знаешь, я люблю Двейна!

— Ты никогда не говорила о нём так, как об этом Эсе, — она чуть сжала губы и расстроено пробормотала: — Как же так? Даже если он правда сильно тебя любит, это ведь даже не человек.

— Я не собираюсь туда возвращаться, мам! Всё кончилось!

Стоило произнести эти слова, стало совсем плохо. К тоске добавилось чувство какой-то безнадёжной опустошенности. Всё действительно кончилось. Только оказавшись дома, среди людей, я, наконец, полностью в это поверила. Эсайдес больше никогда не придёт в нашу деревню навестить «дальних родственников», не заговорит со мной своим звучным голосом, не улыбнётся заразительной, мальчишеской улыбкой и не предложит пойти погулять в лес.

Это даже представить невозможно! Мы столько лет были вместе, а теперь я останусь одна?

Ускользающим лучиком промелькнула мысль, что ещё не поздно всё исправить — достаточно всего лишь в назначенное время прийти к нему.

— К тебе гость, — глянула в окно мама. — Надо же, как быстро он узнал, что ты вернулась.

Испуганно уставившись на дверь, поспешно попыталась сообразить, что делать и как себя вести: к встрече с Двейном я совсем не была готова. К несчастью, он влетел в дом раньше, чем появились идеи. Действительно спешил: даже запыхался.

— Рия! — не дав и слова сказать, сграбастал в объятия. — Как хорошо, что ты сбежала оттуда!

— Меня отпустили, Двейн. Сбежать из змеиного поселения ни у кого бы не вышло.

— Они тебя не обижали? Что ты вообще там делала?

— Не обижали, — отозвалась несколько раздражённо: почему все уверены, что змеи ужасны, если ничего о них не знают? — Большую часть времени мы просто гуляли.

Глядя на недоверчиво нахмурившегося парня, я вдруг поняла, что ни за что не стану рассказывать ему о спрятанной в лесу деревне и её обитателях. И уж точно ничего не скажу про Эса и наши с ним отношения. Дело даже не в ревности. То, что там произошло — только моё. Наше. Эти воспоминания слишком драгоценны, чтобы их показывать.

Мама тихо поднялась и, вопреки моим мысленным призывам, вышла, оставив нас с Двейном вдвоём.

Проводив её взглядом, он перевёл дыхание.

— Зачем ты пошла в лес? Я места себе не находил! Думал, больше никогда тебя не увижу!

— Извини, — повинилась, опуская глаза и убеждая себя, что всё в порядке.

Я просто немного от него отвыкла — только и всего.

— Никогда больше не пущу тебя туда, — посулил он, сменяя, наконец, гнев на милость, и коротко поцеловал.

Разница неприятно поражала и обескураживала! В этом поцелуе не было и десятой доли желания и нежности, которые Эс вкладывал в каждое прикосновение — даже самое мимолётное. Мы ведь очень давно не виделись, так почему он целует столь отстранённо?

Опустив смятённый и разочарованный взгляд в пол, никак не могла понять, в чём дело. Двейн любит меня меньше? Или это я успела измениться, а он всё тот же и раньше мы всегда так целовались?

Выяснить это нужно было немедленно. Решившись, приподнялась на носочки и поцеловала его сама. Долго и по-настоящему: прильнула к сухим, немного обветренным губам, коснулась их языком.

Почти сразу стало ясно, какая это неудачная затея.

Вместо удовольствия поцелуй принёс безумно смущающую неловкость. Будто мы — брат и сестра, и только что я перешла границу допустимого. То, что он даже не ответил — так и стоял, ошарашенный и неподвижный, — делало ситуацию ещё безнадёжнее.

Я отстранилась первой. Беспомощно и растерянно сжала пальцы: что же случилось? Почему я совсем не ощущаю чувств, которые вкладывает в ласку Двейн? Как всё исправить? Поцелуй — это ведь не только прикосновение чужих губ! Этого мало!

— Это он, да? Это у того змея ты научилась так… так… — едва сдерживаемая злость в его быстро набирающем громкость голосе не предвещала ничего хорошего. — Как ты могла, Рия?! Это же змея! Самая обыкновенная, холодная змеюка, которая только притворяется человеком! Мне мерзко даже думать о них, а ты с ним целовалась!

От отвращения, пропитавшего каждое его слово, попятилась назад. Прежде я не видела Двейна настолько ожесточённым, и это зрелище всерьёз пугало. Он всегда был вспыльчивым, но, в отличие от сегодняшнего случая, никогда не кричал на меня.

— Что ещё вы делали? «Гуляли»?! — начал было снова, но, заметив, как я отвожу взгляд от явно прозвучавшего неприличного намёка, осёкся и с неожиданной ненавистью произнёс: — Поверить не могу! Я-то думал, мы скоро поженимся. Ты всё испортила — связалась с этой тварью! Зачем тебе вообще понадобилось ходить в лес?! Чем змеи лучше нормальных людей?

— Ничего не было, Двейн, — пробормотала, заранее зная, что он не поверит. — Всё это время я старалась вернуться домой, но…

Попытка оправдаться принесла прямо противоположный результат.

Он поморщился и размашисто зашагал к дверям:

— Видеть тебя не хочу! Возвращайся к своему склизкому гаду, раз любишь его больше, чем меня.

Перемены пугали. Ещё совсем недавно всё было просто и понятно, расписано на много лет вперёд, а теперь я даже не знала, что делать дальше. Может, пока не поздно, нужно пойти за Двейном и снова попробовать поговорить? Или правильнее будет перестать держаться за наши отношения и вернуться к Эсу?

Остаток дня и следующее утро провела, помогая маме. Она, конечно, удивлялась внезапно проснувшемуся во мне стремлению лично подоить вредных коз, прополоть грядки, помыть полы и приготовить обед, но не препятствовала. Дело было не только в желании дать ей отдохнуть. Когда я хоть чем-то занималась, чувствовала себя лучше. Несложная домашняя работа отвлекала от душевных метаний. Не думать, предоставив событиям идти своим чередом, было лучше всего.

— Не бойся, — проговорила мама, в очередной раз заметив мой подавленный вид. — Когда действительно любишь кого-то, сделаешь для этого человека всё, что угодно, без сожалений пожертвуешь своими интересами и принципами. Дай Двейну время. Он всё поймёт.

Не поймёт: слишком ревнив. Даже призрачная возможность того, что я целовалась со змеем, для него неприемлема. И не важно, по своей воле я это делала или нет. Эс бы понял и принял меня любой — лишь бы быть рядом! — а он — нет.

Чем больше сравнивала Двейна с Эсайдесом, тем яснее понимала, что люблю их по-разному. Двейн — первый, кому я призналась, но теперь он казался просто другом детства. Близким, весёлым, замечательным — но всё же другом, а не любимым мужчиной. С ним хорошо проводить время, делиться новостями, но последняя провальная попытка поцелуя сделала очевидной одну проблему: нам