Книга Ночной звонок - Владимир Васильевич Ханжин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы бы в получку-то мне отдавали деньги. Я уж покупала бы вам продукты. Может, иногда и сварила бы что-нибудь.
При ее словах даже Толя застыл в недвижимости и молчании. Раньше других отозвался Краснов:
— А что, порядок! Все законно! Получаем аванс и берем тебя, мышка, в мамы.
Но Пахомов остановил его неторопливым движением руки.
— Не управитесь, — сказал он Александре Петровне. — Вон каких три молодца. А у вас своя семья, я же знаю.
— Да уж как-нибудь…
Но Пахомов стоял на своем:
— Нет, всех троих нельзя — замучаетесь. А вот одного, — он кивнул головой на Толю, — я бы даже очень просил вас взять на свое попечение.
Толя петухом наскочил на друга:
— Почему только меня? Почему?
Николай не стал пускаться в дипломатию:
— Потому, что ты совсем еще птенец, только-только из-под маминого крыла выпорхнул. Тебе и здесь мама необходима. Верно, Краснов?
Но Краснов буркнул что-но невнятное и начал одеваться.
— Туго же ты, брат, соображаешь, — сказал ему Пахомов.
— А ты только и думаешь о своем Закатове, — ответил Краснов и вышел из комнаты.
Оставшиеся почувствовали себя неловко.
— Пойду, — виновато промолвила Александра Петровна. И уже у дверей добавила с робким укором: — Зря вы его отталкиваете. Он ведь сирота, с малых лет сирота. А человек ничего, хороший. Вы приглядитесь — не хуже других человек.
То ли подействовали эти слова, то ли отходчивый Краснов сам пошел на мировую, но после получки все трое явились в вагон к Александре Петровне. Пахомов держал шуточную речь, смысл которой сводился к тому, что все население их комнаты слезно просит Александру Петровну взять под жесткий контроль бюджет Толи Закатова, обладающего удивительной способностью начисто разделываться с получкой за каких-нибудь два-три дня. Она, растроганная, немного растерянная, сказала, что обещает готовить ему завтраки, обеды и ужины и стирать белье. Толя пришел в восторг, вывалил на стол всю получку, но Александра Петровна отсчитала себе только сто пятьдесят рублей — на полмесяца.
— Теперь ты на полном пансионе у тети Шуры, — заключил Пахомов.
— У мамы Шуры, — поправил. Краснов.
Неожиданно получилось, что после образования «пансиона» Александре Петровне стало даже немного легче управляться с детьми. Толя хотя и отличался бурной жизнерадостностью, но в душе, видимо, скучал по дому, и его просто тянуло в семью мамы Шуры. Он с удовольствием помогал ей по хозяйству, привязался к Светлане и Валерику и, приходя после работы поесть, затевал с малышами такие игры, что вагон сотрясался от возни и хохота. Случалось, что с ним являлись Краснов и Пахомов или еще кто-нибудь из общежития, — словом, «нянек» привалило больше чем достаточно.
В следующую получку Пахомов попросил:
Мама Шура, надо бы Краснову костюм купить. Сходишь с нами в магазин?
И оттого, что речь зашла именно о Краснове и завел ее Пахомов, она, вся посветлев, промолвила радостной скороговоркой:
— Вот и хорошо! Вот и прекрасно!
Подходящий по цене костюм Иван облюбовал еще до получки. Примерил, спросил, как он сидит на нем, продавщицу, известную в районном центре красавицу и модницу. Та, окинув покупателя скучным, будничным взглядом, ответила:
— Ничего, вполне прилично.
Краснов решил, что костюм — лучше некуда.
Но Александра Петр овна вынесла иное заключение. Она долго мяла и расправляла полу пиджака, прикладывала ее к щеке и в конце концов заявила, что в материале много «бумажки». Пахомов и Закатов все же потребовали, чтобы Краснов примерил костюм. Иван натянул пиджак на свои широченные плечи и, к немалому изумлению, услыхал от мамы Шуры, что тут у него «тянет», там «морщит», а здесь «западает». Краснов вспыхнул, швырнул костюм продавщице и сказал, что у нее «надо вынуть глаза и про верить, видят они что-нибудь или нет». Продавщица оказалась тоже не промах и ринулась в ответную атаку, но Николай с Анатолием не пожалели усилий, чтобы приглушить скандал. Промтоварный магазин на селе один, здесь не купишь — останешься без вещи. А лыжный костюм Ивана, который он надевал, как говорится, и в пир и в мир, расползался на локтях и коленках.
Примеряли еще три костюма. Иван не проявлял уже особого интереса: какое удовольствие в покупке, коли настроение испорчено! Да и цена костюмов не соответствовала сумме, которой Краснов располагал.
Впрочем, мама Шура забраковала и эти три. И только четвертый костюм, стоимость которого превышала наличность Краснова на целых триста рублей, ей показался подходящим.
— Бери!
— На какие шиши? — удивился Иван.
Тогда она развязала платок и начала было считать бумажки.
— Что ты, что ты, мама Шура! Мы сами можем, — почти крикнул Пахомов.
Он быстро вынул две сотенные и полувопросительно, полутребовательно глянул на Анатолия. Но Закатов уже сам выгребал содержимое своих карманов.
На крыльце магазина притихший Краснов сказал глухо:
— Спасибо вам! Сдохну — не забуду.
...В общежитии любили давать клички. Носил ее даже серьезный, всеми уважаемый Пахомов. Прозвали его «Коля-педагог» — очевидно, потому, что он всегда таскал под мышкой книги.
Были прозвища приятельские, ласковые, были добродушно-иронические, были и злые. Но так или иначе — появление каждого означало, что человека узнали, что он перестал быть чужим, что его приняли в свою среду таким, каков он есть.
Александра Петровна с любопытством ждала, какую же кличку получит Краснов. Пока его чаще всего звали по фамилии. Это звучало как-то холодно и, пожалуй, немного обидно,
И прозвище появилось.
Иван вдруг с азартом набросился на книги. Сначала он, видимо, просто хотел подражать Пахомову, но потом увлекся по-настоящему.
Читателем Краснов оказался чрезвычайно темпераментным. Каждое взволновавшее его место он хотел непременно кому-нибудь прочитать вслух. Но Пахомова не удивишь, поскольку чаще всего речь шла о книгах, уже знакомых ему, а непоседу Закатова просто невозможно было поймать. И водопад страстного красновского чтения обрушился на Александру Петровну. Наскоро помывшись и поужинав, Краснов устремлялся с книгой в кубовую. В маленьком помещении теперь все подавлял, над всем господствовал его громовой голос. К концу дежурства у Александры Петровны начинало гудеть в голове, и она уже совершенно не усваивала смысла извергаемых Иваном слов.
— Держись, мама Шура, держись! — смеялся Пахомов.
Однако вскоре и ему