Книга Пока небеса молчат - Регина Грез

лежат несколько дорог, осталось выбрать ту, что близка сердцу.

Наступил теплый вечер, из раскрытого окна несло запах медовых яблок. Я снова вернулась во двор, чтобы найти Айзу, наверно, Кемаль уже ушел, а она снова грустит где-нибудь за сараем. Зуфри развалился на веранде, опять с работником пьет вино, жалуется на низкие закупочные цены, урожай придется по дешевке продать.

Я обошла дом и вступила в приветливый сумрак сада. Еще пара недель в деревне и придется вернуться в город, дальше Чарган и сложный разговор с тетей. Я даже начала подбирать слова, пока неспешно бродила между деревьями, как вдруг расслышала тихий довольный смех. Подкралась ближе и обомлела – Кемаль прижал Айзу к стене сарая и быстро-быстро целовал, трогая ее плечи и ниже…

– Вот дурные! Не могут свадьбы дождаться, – прошептала я.

И все равно смотрела, не в силах отвернуться от бесстыжей картины. Вот Кемаль задрал подол ее платья и шарил рукой по бедрам. Айза запрокинула голову и позволяла целовать шею в расстегнутом вырезе. Рот ее был приоткрыт, казался горячим и влажным.

Мне стало жарко, тяжело дышать, грудь словно набухла, пришлось прижать ее ладонями, хотелось накричать на них, прогнать из сада, но я прикусила палец и смотрела дальше. Только прошептала про себя:

– Дурные… как же так можно…

И тогда волосы мои сбоку пошевелились от чужого дыхания, а на плечо опустился чей-то подбородок.

– Зачем тут стоишь, если не нравится? Иди домой, спать ложись.

Я стремительно повернулась и увидела Шадара. На мгновение испугалась, конечно, не сразу узнала. Он бороду отпустил, казался старше, под глазами тени. Надо бы мне убежать, а я качнулась навстречу.

– Давно ты здесь?

– Минут пять за тобой наблюдаю. Измучалась, бедная, – улыбнулся он, – меж темными губами блеснули ровные зубы.

– Не смейся! Если Зуфри узнает… – упрекнула я.

– Мы же не скажем, – он склонился надо мной и пригладил волосы. – Совсем не изменилась, сестричка.

– А ты очень…

У меня не было других слов, я хотела упасть ему на грудь и пусть делает то же, что Кемаль с Айзой. Но Шадар принес с собой тревожный запах леса. Я вспомнила, что наши пути никогда не сойдутся. Нельзя терять голову.

– Ты пришел на праздник?

– Меня не будет на свадьбе, но я передал подарки Зуфри.

– И снова исчезнешь? – вырвалось у меня.

Шадар медленно кивнул, и я зажмурилась перед тем, как сказать ужасные слова:

– Возьми с собой. Увези.

Он не сразу ответил, сначала бережно привлек к себе так, чтобы я уткнулась носом в ямочку у горла.

– Если бы раньше лет на десять. Сейчас не могу.

Я наигранно засмеялась, хватаясь за края его распахнутой ветровки. Плотная темная ткань пахла землей и дымом.

– Десять лет назад я совсем ребенок была.

– Ты и сейчас ребенок, Мариам. Не хочу тебя обидеть.

– Я буду ласкова с тобой, как ты просил, – мои слова звучали тайным паролем, но Шадар остался непреклонен.

Он взял мое лицо в жесткие ладони и заглянул в глаза:

– Зимой у вас на квартире я плохо поступил. Тогда был очень зол, меня подвели, и я сам мог большую ошибку совершить. Зато ты все сделала правильно, Мариам. Хочу и дальше тебя уважать.

Когда он произносил мое имя, то голос его неуловимо менялся, отчего меня с головы до ног пронзала крупная дрожь. Мне представлялось, что язык его в это время сладкий, как мед, а каждое слово касается моей голой кожи.

– Люблю тебя, – жалобно прошептала я.

– Глупая девочка! Нельзя меня любить. Или ты пьяна? На тебя так случка подействовала?

Он посмотрел поверх моей головы, а потом заставил обернуться. Айзу я не увидела, но поняла, что она лежит на траве, потому что Кемаль был сверху.

– Такова жизнь, Мариам! – сказал Шадар. – Не надо их судить. Айза сделала свой выбор, понимает, что больше ни на что не годится. А тебе советую подождать.

– Я бы ждала тебя, – жалобно простонала я.

– Хватит! Ты же не той породы женщин, которые таскаются за мужчинами, как собачки. Ты мне не нужна, – презрительно заявил он. Немножко наигранно…

– Тогда исчезни из моей головы! – вполголоса закричала я, толкнув его в грудь. – Зачем появляешься снова и снова? Ты мне тоже не нужен, только мешаешь. Мне никто не нужен, я привыкла быть одна.

Шадар удовлетворенно кивнул.

– Хорошо! А то я уже собирался дать тебе оплеуху. Правда, некоторых женщин это еще больше распаляет.

Не могу слышать от него про других женщин. Мне захотелось сказать что-то обидное, по-настоящему рассердить и, собравшись с мыслями, я выпалила на одном дыхании:

– Ты сухой человек с отрубленными корнями. Бродишь по лесу как зверь, шерстью оброс, спишь в чужих норах… разоряешь гнезда.

– А кровью еще не пахну? – перебил Шадар. – Вчера при мне двум обоссавшимся юнцам отрезали головы. Ты зря приехала в Кирташ, Мариам. Пока дороги открыты, вернись в город. Скоро здесь будет бойня.

– Специально хочешь напугать?

– Разве сама не слышишь? В горах проснулись лавины, – загадочно прошептал он.

– Я только тебя боюсь.

– А сказала, что любишь…

– Это как воздух. Как вдох и выдох. Как стук сердца – разуму не подвластно, – горько призналась я. – Но больше не потревожу тебя. Ни слова от меня не услышишь.

Я оперлась спиной о скрученный ствол яблони, короткий сучок больно врезался в поясницу. Шадар смотрел холодно, ноздри его носа нервно подрагивали.

– Хочу оставить память в знак нашей короткой дружбы. Амулет передал мне один старый друг перед смертью, внушал, что вещица старая и хранит владельца от всяких бед. Я много лет носил его при себе. Пусть теперь тебя бережет, сестричка. Если кто-нибудь спросит, откуда у тебя кулон или попробует забрать – скажи, Жнец подарил. Запомнишь?

Я удивленно пожала плечами. Не знаю никакого жнеца.

Шадар снял с себя золотую цепочку с кулоном и протянул мне, но я нарочно подняла руки к губам и подула на них, словно пытаясь согреть, не желала больше касаться его вещей. Шадар повесил цепочку на ветку яблони и направился в сторону калитки на другом конце сада.

Я долго смотрела ему вслед. Наверно, через семь шагов обо мне забыл. Если мужчине необходима определенная женщина, он будет любой ценой ее добиваться. Применит все свое обаяние, власть, деньги и даже силу.

А если женщине нужен один мужчина – что она может? У меня нет ума и внешности Шехерезады, нет пещеры сокровищ Али-бабы. Я никогда не стану путаться у него в ногах жалкой собачонкой. Как я вообще могла признаться ему