Книга 17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера - Альберт Беренцев

Я же сказал: война на два фронта — это самоубийство. Тут я с вами согласен. Мы с Гессом пришли к этой же мысли еще в 1941. Так что мир с кем-то нам нужен. Но американцы на переговоры с нами не пойдут, мы в их глазах — настоящие демоны из ада. Любой американский президент, который решится заключить с нами мир, просто проиграет следующие выборы, а то и будет смещен парламентом. У англичан ситуация такая же. Демократии слабы, демократический политик — это всегда заложник толпы. А вот Сталин может свободно вести переговоры с нами, не оглядываясь на мнение толпы. Вот почему я сторонник мира с СССР. А с англичанами и американцами будем мириться уже после. На наших условиях. Когда нанесем им поражение на поле боя, когда вынудим их к выгодному для нас миру.

Я мучительно размышлял. Поверить Борману, что ли? Понятное дело, что потом Борман меня все равно уберет. Но также понятно, что и я потом попытаюсь убрать Бормана. Этот наш союз, если и состоится, то будет сугубо временным. Это союз против Гитлера и его прихвостней. И как только с ними будет покончено — каждый из нас начнет свою игру.

— Вы сейчас сильно рискуете, говоря мне всё это, рейхсляйтер, — заметил я.

— Само собой, — Борман кивнул, потом улыбнулся, — Будь вы настоящим Гиммлером — вы бы меня уже давно арестовали за эти речи. Но вы этого не сделали, и это окончательно убедило меня, что вы не Гиммлер.

— Ну а если Гитлер все же придет в себя?

— Отыграем все назад, — Борман пожал плечами, — Но вы в любом случае уже будете служить мне, а не фюреру.

— Так что именно мы делаем?

— Вы арестуете Шпеера, Геббельса и Геринга. Потом… Потом решим с Гитлером. Всё. Час времени — и мы правители Рейха.

Я так и не успел дать согласие, потому что в дверь палаты настойчиво постучали.

— Войдите, — крикнул Борман.

Вошёл мой адъютант, вид у парня был напуганным.

— Простите, рейхсфюрер. Но у меня срочные новости. И тревожные.

— Фюрер мертв?

— Слава Богу нет. Дело в другом.

Адъютант растерянно глянул на Бормана.

— Говорите, — разрешил я, — От партайгеноссе Бормана у меня секретов нет.

Мне показалось это верной тактикой. Пусть Борман мне доверяет — сейчас это важно. Я на самом деле не справлюсь с Гитлером без него.

Адъютант щелкнул каблуками:

— Как скажете. В общем: шутц-полиция по вашему указанию собрана, здание полностью оцеплено. Во-вторых: мы привезли вашу семью, рейхсфюрер, как вы и приказывали. В-третьих, прибыли министр Шпеер и доктор Геббельс. В-четвертых… В Берлине мятеж, мой господин.

— Что? — Борман вскочил на ноги с койки, на которой сидел.

— Нам сообщают, что мятежники только что взяли рейхсканцлеряю, — обреченно доложил адъютант, — И часть их уже идет сюда. Мы не знаем, сколько их, не знаем, каковы их цели. Но уже имели место перестрелки на Инвалиден-штрассе.

— Перестрелки кого с кем? — уточнил я.

Я в отличие от Бормана напуган не был. Чем больше хаоса — тем лучше для меня. А вообще, все это было удивительно: похоже, что я развалил Рейх, просто толкнув фюрера. Рейх оказался откровенно слабоват, я такого не ожидал.

Похоже, что в фашистских тираниях все на самом деле обстоит именно так, как мне говорил фюрер. Есть Гитлер — есть Германия. Нет Гитлера — Германия трещит по швам.

— Мы не знаем, рейхсфюрер, — ответил адъютант, — Обергруппенфюрер Кноблаух сейчас уточняет этот вопрос. Переговорите с ним, телефонная связь в Берлине пока что есть. Кноблаух предполагает, что восстали предатели в Вермахте — к ним как-то просочилась информация о ранении фюрера, и они решили воспользоваться моментом для трусливой измены.

Мы с Борманом переглянулись.

— Спасибо, я сейчас выйду. Оставьте пока нас с рейхсляйтером, — распорядился я.

Адъютант вышел, а Борман набросился на меня:

— Ваших рук дело?

— Не-а. Я думал, что ваших.

— Значит так: все отменяется, — отрезал Борман, — Забудьте пока всё, что я вам говорил. Нужно покончить с заговорщиками, остальное — потом. И не вздумайте дергаться, дружище. Ни шагу без согласования со мной! Я — ваш единственный союзник. Мятежники из Вермахта наверняка хотят мира с западными демократиями против русских. Их цели — не наши цели. Они идиоты. Тупая военщина! Они так и не восприняли доктрины национал-социализма в полной мере!

Борман, кажется, перепугался ни на шутку. Даже заговорил словами явно Гитлера, что свидетельствовали о крайней степени нервного стресса у рейхсляйтера. В трудных ситуациях люди всегда хватаются за авторитеты, начинают говорить словами своих учителей.

Я кивнул в ответ:

— Яволь. Как скажете.

А про себя подумал — вот он, момент. Борман здесь, Шпеер с Геббельсом тоже, да и Гитлер присутствует. Все в одном здании. К которому сейчас подойдут мятежники. И лучшего момента для уничтожения всей верхушки Рейха у меня уже не будет. Пора действовать!

Пистолет Luger P08(производства компании «Mauser», 1942 г.), современное фото

Берлин, клиника «Шарите», 1 мая 1943 08:57

Мы с Борманом и моим адъютантом прошли к палате, где оперировали фюрера, тут все еще торчали автоматчики из Лейб-Штандарте.

А у дверей палаты стоял доктор, не тот, что раньше — этот был помоложе. Но стоял от тут затем же, зачем и старый: чтобы докладывать руководству Рейха о состоянии фюрера.

— Ну что там, мой друг? — обратился Борман к доктору.

Однако доктор не ответил, он был перепуган, весь дрожал, у парня зуб на зуб не попадал.

Это еще что? Неужели фюрер и правда умер? Неужели всё — я убил Гитлера?

Доктор попытался что-то из себя выдавить, но от стресса не мог связать двух слов.

— Рейхсляйтер… Простите… Вынужден сообщить…

Автоматчики застыли, как статуи, их лица были каменными. А жирный лоб Бормана в очередной раз покрылся испариной.

Ну хватит, пожалуй. Я слишком долго тянул время, я действовал слишком трусливо. Но это было раньше, я тогда еще не освоился. А сейчас освоился вполне. Лучше момента уже не будет никогда. Сейчас и только сейчас: когда Гитлера больше нет, и когда все растерянны.

Я выхватил из кармана пистолет и громко отчеканил:

— Фюрер был убит в результате заговора! Борман, Геббельс, Геринг и Шпеер сговорились, чтобы