Книга Мои Сибирские корни - Валентина Савельевна Нагинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот смеялись дома много, особенно смешлива была мама. Все дети по этому признаку в неё, впрочем, и папа любил посмеяться. Мы, конечно, не понимали тогдашней трудностей жизни, принимали её такой как она есть, другой мы не знали и всё казалось нормальным. Война была где-то далеко, о ней мы слышали по радио и из разговоров взрослых, они постоянно ждали писем от папы и от дяди Григория, маминого брата. Он погиб в самом начале войны, что удалось установить совсем недавно из военного архива. Помню, как гадали, жив ли он, выливая содержимое сырого яйца в стакан с водой. Смотрели, что получится и всегда выходило, что с ним очень плохо.
Домашней работы у детей было немного: подметать пол, чистить варёную и перебирать сырую картошку в погребе, держать пряжу на руках во время её перемотки и т. п. Нас не очень обременяли и работой на огороде, мы поливали огурцы, это было весело, полоть грядки тоже не так утомительно — сорняков было мало. И только обязательное участие в копке картошки было для меня ненавистным занятием и тогда, и впоследствии, когда мы в институтские годы мобилизовались на сельхозработы. Причина была в том, что руки облеплялись землёй, высыхали и противно шуршали, перчаток, конечно, не было. Только полвека спустя я впервые с великим удовольствием копала картошку на нашей подмосковной даче. Руки на этот раз были в перчатках, а породистая и урожайная картошка вся плотно сформирована на одном кусте, так что не надо копаться в земле. Но как всегда — как только какой-нибудь процесс достигает совершенства, он заканчивается.
Мылись мы в собственной бане. Но иногда мама купала нас с братом дома в цинковой ванне, потом заворачивала в полосатые простыни и передавала в руки тётей на тёплую лежанку русской печи. Баня топилась один раз в неделю, и мылись в ней по очереди: в «первый пар» шли бабушка с тетями, а во "второй" — мы с мамой, нам большого жару было не нужно. Я любила смотреть, как плещут воду на раскалённые камни, они шипят, и баня наполняется белым туманом. Там всегда хорошо пахло березовыми вениками и нагретым деревом. В предбаннике спешно одевались, чтобы не простудится, и бежали в избу. После бани пили чай.
Одежду взрослые донашивали из старых запасов, из них же перешивались и для нас необходимые вещи. Однако много одежды в то время не было, к тому же всё, что можно было продать, продавалось. Помню, мне сшили из папиной толстовки бордовое, в тонкую полоску фланелевое платье. Особой гордостью были две полоски на рукаве, означающие, что я председатель совета отряда пионеров. Шили юбки из сатина с лямками и ситцевые кофты в клеточку, как я говорила, «в арифметику». Какую-то одежду получали в обмен на молоко. Потом в магазинах стали появляться ткани, в основном, ситец и штапель. Все свои платья из них я помню и сейчас. Иногда вижу похожие рисунки на тканях, и сразу возникают картины прошлого.
С обувью было сложнее. Валенки нужны были обязательно и какая-то обувка на осень и весну. Летом ходили по большей части босиком. Новые валенки покупали в промартели или опять же получали в обмен на молоко, масло или яйца. Старые, с износившимися подошвами, подшивал дедушка. Не помню, что я носила на ногах весной и осенью. Однажды я нашла на чердаке старые засохшие туфли, которые, как мне показалось, были моего размера, и их можно было ещё носить. Но, видимо, что-то не совпало, т. к. моя мечта пойти в них на первомайскую демонстрацию не осуществилась. Я долго мечтала о резиновых ботиках с застёжкой и замшевыми отворотами, которые одеваются на ботинки или туфли. Наконец мне купили их по случаю, но размер был меньше, чем требовалось. Других не было, взяли эти в надежде, что растянутся. Я носила их даже в холодные дни только на тонкий носок, но даже и без туфель они были тесноваты.
После возвращения папы с фронта жизнь значительно улучшилось. В Промкомбинате, где он сначала работал бухгалтером, катали для нас валенки и шили сапожки, сшили и одинаковые дублёнки. Они были в военном стиле: в талию, с разрезом сзади, отороченные японским искусственным мехом. Он был зелёным и сделан из натурального шёлка, кстати, очень качественный. В этих дубленочках мы с братом выглядели как близнецы и походили на игрушечных генералов. На нас все смотрели, а я немного стеснялась из-за разреза.
Питание по современным понятиям было скудное, но мы никогда не голодали, хотя есть были готовы всегда. В военное время в очередях за хлебом приходилось отстаивать многие часы. Хлеб выдавали по карточкам, которые надо было получать раз в месяц. Там указывались числа и вес хлеба по установленным нормам. Если я правильно запомнила, мы получали кирпичик с маленьким довеском на всю нашу семью. После получения дневной порции продавец вырезал ножницами соответствующую клеточку. Иногда хлеба на всю очередь не хватало, тогда надо было ждать дня выдачи задолженности. Чаще всего хлеб был чёрным и тяжёлым, но казался нам очень вкусным, лучше, чем почти белый из-за добавки овса. Большой удачей для детей было, когда хлеб выдавали с довеском и нам разрешалось съесть его по дороге домой. Если карточки теряли или их крали, люди оставались на целый месяц без хлеба, трагедия того времени.
Спасал огород и корова. Основной едой была картошка, заготавливали и овощи — свёклу, морковь, тыкву, солили на зиму капусту и огурцы. Картошка и овощи хранились в подполье под домом, а соленья — в погребе, в больших бочках под деревянными крышками и с гнётом из больших камней. Сестра Света вспоминает — зимой у дедушки в комнате топится печка. В ней он печёт картошку, достаёт, очищает от золы и разбивает кулаком на столе. Картошка крупная, разваристая