Книга Не проси моей любви - Татьяна Олеговна Воронцова

не моргнув, против всех чертей ада.

— Почему только Кира? — паясничал Герман. — А если нас атакуют трое? Или, боже упаси, четверо? Двоих Кир, допустим, возьмет на себя. Одного завалит Нора. А я? Что будет со мной? Кто защитит меня от четвертого головореза?

Разозлившись, Аркадий выдвинул свою кандидатуру, и на подвижном лице Германа появилось выражение такого откровенного ужаса, что все расхохотались.

Проклятый дом. Он стоял не у самого подножья Секирной горы, чуть дальше, со стороны северо-западного склона. Шагая рядом с Германом по грунтовой дороге от Савватьевского скита к скиту Свято-Вознесенскому, Нора вспоминала историю, услышанную от сестры, и сдерживалась, чтобы не обрушить на своего спутника лавину вопросов. Интуиция подсказывала ей, что разумнее сделать это на месте, там они прозвучат более естественно и не вызовут у Германа ненужных подозрений. Хотя, тут же мысленно возразила она самой себе, какого рода подозрения у него могут возникнуть? Мы же не в романе-фэнтези, где действуют злые и добрые силы, бормочут заклинания черные и белые маги и обитают фениксы, мантикоры, драконы и единороги. Мы в своем, привычном и понятном, мире с известными, незыблемыми законами…

…и все же.

Здесь только я и ветер.

Сердечный приступ? У молоденькой девушки? С другой стороны, возможно, у нее был врожденный порок сердца, о наличии которого никто не догадывался, и шок, вызванный внезапным вторжением разъяренных родственников, привел вот к такому страшному финалу.

Всю неделю держалась теплая, солнечная погода, с неба не упало ни капли дождя. Земля подсохла, не липла к подошвам и не чавкала под ногами. Если бы еще не комары, прогулку по лесу после завтрака, состоящего из омлета с ветчиной, сладких булочек и ведра черного кофе, можно было бы назвать приятнейшим времяпрепровождением.

В голубых джинсах, белой футболке-поло и стареньких разношенных кроссовках Нора чувствовала себя превосходно. Герман для работы облачился в темные брюки прямого покроя из плотной хлопчатобумажной ткани, черную футболку, черную рубашку навыпуск и легкие кеды. Под рубашкой у него в специальных подвесных ножнах покоились четыре ножа. Нора знала это совершенно точно, потому что сама помогала ему закреплять наплечный модуль из натуральной кожи.

«Думаешь, пригодятся?»

«Очень надеюсь, что нет».

«Надеешься и все же…» — Нора прикусила губу.

Он посмотрел ей в глаза.

«И все же».

С первого взгляда дом показался ей громадным. Все подступы к нему заросли травой, и он возвышался над этим зеленым морем подобно зловещему черно-серому айсбергу. Тут и там в траве мелькали ярко-синие васильки. Оглушительно звенели кузнечики.

«И никакой самодеятельности, Нора. Делай в точности то, что я тебе говорю».

«Ясно, командир».

Скинув с плеч рюкзак — она несла его от самой фермы, чтобы руки Германа оставались свободными, — Нора осторожно поставила его на верхнюю ступеньку крытого крыльца и еще раз огляделась по сторонам.

— Нравится? — улыбнулся Герман.

На вершину горы, к Свято-Вознесенскому скиту, он однажды ее водил, показывал знаменитый храм-маяк, иначе церковь Вознесения Господня, и Поклонный крест, и смотровую площадку. Но романтических прогулок по окрестностям не устраивал. У него было много работы, а в одиночку Нора боялась заблудиться — эта часть острова представляла собой целую россыпь черных озер в обрамлении густого смешанного леса, каким сотворил его Господь.

— Да… — Нора набрала в легкие побольше смолисто-медового воздуха. — Мы должны прийти сюда еще раз, слышишь? Чтобы спокойно погулять.

— Обязательно. — Стоя на одном колене, он доставал из рюкзака и раскладывал на ступенях рулетку, уровень, блокнот, карандаш, початую пачку сигарет. Потом распрямился и махнул рукой. — Вон там находятся места массовых захоронений заключенных ГУЛАГа 1920-х и 1930-х годов. Их обнаружили сравнительно недавно. Когда я закончу с обмерами, можно пойти посмотреть.

Пока он ползал вокруг резных перил, Нора засмотрелась на ближайшее окно, наличники которого тоже были украшены резьбой. Она узнала некоторые магические знаки: солнечный круг, змей-хранитель, уж-господарик, берегиня… На сухой древесине, покрытой паутиной трещин, виднелись остатки белой и синей краски.

Подойдя поближе, она протянула руку, потрогала фрагмент наличника, до которого удалось дотянуться. Осторожно, как будто гладила хищного зверька. Искусно выполненный орнамент поражал воображение. Четкие теплые грани, припыленные ложбинки… Затаив дыхание, Нора обводила пальцами стилизованных змей.

Не оборачиваясь, спросила:

— Чем это сделано?

— Топором.

— Что-о?.. Врешь, небось.

— Ну, дорогая, — неразборчиво пробормотал Герман, держа в зубах карандаш, которым делал наброски и заносил размеры в лежащий на перилах блокнот. — Зайди в интернет и погугли деревянное зодчество Русского Севера.

— Хм… — Она с новым интересом взглянула на резьбу. — Никогда бы не подумала.

— У хорошего мастера имелось несколько топоров, — снизошел до пояснений Герман, — для разных видов работ. Но все это были топоры и не что иное. Пойдем-ка… — Он увлек ее к главному фасаду. — Посмотри туда. — Указал на фронтон. — Вот где чудо чудное и диво дивное.

Запрокинув голову, Нора попятилась и застыла на месте с невнятным возгласом восхищения. Огромный фронтон был достоин занять место в любом из музеев мира. Его можно было изучать целый день! Все эти перетекающие друг в друга фантазийные сюжеты с немыслимым количеством чудовищных персонажей.

Резной декор на досках причелин выглядел как узкое кружево.

— При помощи топора, — продолжал Герман, — и рубили деревья, и вязали срубы, и резали орнаменты. Поэтому во всех исторических документах, где шла речь о деревянных постройках, вместо слова «строить» употреблялось слово «рубить».

— А пилить пилой было не модно?

— Поперечная пила вплоть до XIX века применялась крайне редко, потому что разрушала волокна древесины, и торцы бревен начинали «тянуть» воду, тогда как топор при перерубке их уплотнял.

— Какой ты умный! Даже страшно.

— У меня были хорошие учителя.

Движимая любопытством, Нора решила обойти снаружи весь дом, но Герман окликнул ее. Довольно строго.

— Нора! Вернись. Не уходи далеко.

— Но я же… — начала она.

И осеклась. Он был прав. Увязавшись за ним на объект, она не упростила, а усложнила его задачу. Теперь ему приходилось и делом заниматься, и женщину развлекать. И не только развлекать. Еще и обеспечивать ее безопасность.

Покорно она вернулась назад и уселась на ступеньку крыльца, сложив руки на коленях. Коротко кивнув, Герман достал смартфон. Настроил камеру, выбрал подходящий ракурс… Мужчина за работой. Ах, какое зрелище! Нора улыбнулась.

Конечно же, она малость слукавила. Ей было известно, что основной конструктивной формой в русском деревянном зодчестве был прямоугольный сруб или четверик из уложенных горизонтально и плотно притесанных друг к другу бревен, каждый ряд которых — ряд из четырех беревен — составлял венец. На рубеже между XI веком и XII возник новый тип жилья — изба-двойня, развитием