Книга Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев

сложен из кирпича. Бревенчатый верх дома воры уже раскатали в залом. Образовалась нешуточная крепость.

— Купец где? — крикнул Егер.

— Здеся, — ответил тонкий голос возле стремени.

— Купец, — отбросив чины, сказал Егер, — ведь придется хоромы твои палить!

— Ты, молодец, только воров не погуби сверх штата, — отозвался низенький купец Бредов, известный всей Сибири своей тороватостью, — режь по душе, но двадцать человек мне отдай. Они мне и дом вернут, и поживу!

Егер сообразил, о чем просит купчина. О нереестровых рабах. Гоже!

Он соскочил с коня, схватил двух суетливых горожан и приказал сносить к самоделковой крепости жир, масло и паклю.

Воры из-за бревен видели огненное уготовление. Оттуда было донесся крик: «Помилования!», но кричавший тут же всхлипнул и засипел.

Егер напряг горло. Орать сквозь людской лай и грохот бревен пришлось с надсадой.

— Браты разбойники! — проорал Егер. — Купец Бредов, от милостей своих и с согласия городского общества, просит пощадить первых два десятка воров! Мы согласные на то, как защитники живота и подворий горожан! Кто из вас вперед к нам прорвется, тот живой! Остатные могут молиться! Погибель остатным огненная!

И махнул рукой. В загородку к ворам со всех сторон полетели факелы, оставляя жирные следы копоти. Среди воровского люда завертелась поножовная свара. Со вскриками рвались через бревенчатый накат перебежчики. Их били вдогон свои, топорами и дубинами.

Егер пробежал по дуге возле купеческой хоромины, подталкивая в спины мужиков. Человек сорок горожан, заревев от калечной истомы, кинулись на залом. На встречный бой. Егер бежал на бревна впереди городского люда. Кистень бешено крутился в руке.

Князь Артем скакал наметом по снежной целине, держась ходом на приречные заросли. Конь резал ноги о протаянный наст и бесился под седлом. Справа на косогоре, увидел князь, прорвали тьму три узких огненных языка. Погодя донесся слитный удар вьючных пушек. Ухо сразу уловило гортанные, нездешние вопли. Князь Артем повернул коня прямо на лед речки. Скотина стала чиркать лед подковами и перешла на шаг.

Пушки саданули вновь. «Ай, как неугодно, — ругнулся про себя князь, — ведь хлынут как раз на меня ордынщики!»

Только подумал, над близким берегом размахались две белые тряпки и прогундели русские голоса:

— Княже! Сюда, княже!

У края льда князь Артем спешился, отбросил повод. Его подхватили ловкие руки из темноты. Другие руки помогли князю подняться на снежный увал. От города донесся рев сотен людей. Князь оглянулся.

Над купеческими подворьями полыхнуло и опало пламя. Снова донесся разноголосый вой. В городских посадах воры богоматерно молили о пощаде.

По протоптанной в снегу траншее к Артему Владимирычу придвинулся кержачий вожак Калистрат Хлынов. В руке у него теплилась свеча в слюдяном стакане.

— Во здравие, княже! — положил старовер два пальца на отворот тулупа. — Заждались тебя, батюшка. Порешаешь всех магометан положить али как?

— Будь и ты здрав, соседушка, — строго ответил князь. — Есть во мне сомнение, что джунгар резать надо. Будут еще гожи для наших дел. А потому, скажи мне, Хлынов, можем мы их в полон обрести? Сил хватит?

Старик замялся. Огляделся. Трое здоровенных молодых кержаков в овечьих, старой дубки тулупах отошли от них прочь.

— Возьмем, князь Артем, полон, как не взять?! Да только не весь ертаул. Малость кощиев мы уже покалечили, тебя дожидаясь. А начнем с бережением бой вести, своих людей много положим. Одначе, как прикажешь, князь. Скажешь лечь в резне — ляжем.

— Прикажу так. Пушки пусть пальнут еще раз. Потом застыньте. К отряду джунгар вышлите перемирщика. Толмача. Пусть орет, что князь Гарусов с ихним мурзой сам говорить станет!

Старик посветлел ликом и зычно крикнул своих ближних. Парни прослушали приказ и побежали в разные стороны, челюпкаясь в снегу.

Пушки пальнули снова. Потом стихло. Среди черных конников, увязших на поляне, появился длинный человек в русской шапке. Он орал им на киргизском наречии енисейских людей, но его, видимо, поняли. От конных людей отделились три верховых, пустили лошадей в сторону князя.

Подъехали. Князь Артем локтями проверил, на месте ли пистоли. Хотел тоже прыгнуть в седло, но передумал. Пошел пешим к трем всадникам, высоко поднимая в снегу ноги. Передний из джунгар, в черной лисьей шапке, неспешно покинул седло и утоп до колен. Потоптал ногами снег, потом двинулся встречь князю.

Сошлись. Лицо джунгарина было изрезано морщинами, но явственно выделялся тонкий сабельный шрам от подбородка до левого уха. Как знак власти, на левой руке предводителя узкоглазых воров тускло отсвечивал круглый золоченый щит, вроде немецкой супной тарелки.

В висках князя Артема застучало — на древнем золотом щите был выбит знак суров-надсмотрщиков — крылатый Шем с изготовленным к убийству божьим оружием. Князь Артем был из суров, сию аллегорию знал, вожак кощиев — нет.

Посему, решил князь, переговоры надо стремительно двинуть до злого кровопуска джунгарских всадников. Иметь вожаку показно, при себе, без понятия сущности сей жуткий и древний знак — каралось смертью. А ежели этот кощий имел знак надсмотрщиков с понятием да взял его силой — тоже смерть. Только длинная, с помощью рукастого Егера.

Князь Артем сощурил глаза, удерживая бешенство, спросил у вожака супротивцев его имя и чьего он рода. Говорил князь по-татарски, ловко и с вывертами. Как вальяжный татарин больших чинов.

Джунгарии удивления говору князя не показал, однако совершил малый поклон:

— Акмурза — Белый Вождь меня зовут. Из рода Найман. Наша тамга — пиринши. Палка по-вашему. Древний род. Какой ты князь и какого рода?

— Князь Гарусов. Из рода Гедеминовичей. От Ордынских великих ханов.

— Чем докажешь? — подозрительно сощурил глаза Акмурза, оглаживая саблю.

От своры его людей тотчас донеслось складное и тонкое визжание стали, выскребаемой из ножен.

Князь Артем вынул двухвершковый кинжал древней, дамасской еще работы. Обжал рукоять кинжала всей пятерней и вытянул руку. Лезвие смотрело вниз.

— Долгорукий! — сказал князь и убрал с рукояти большой палец. — Кончак, — и убрал с рукояти палец указательный. Три его пальца теперь держали рукоять оружия.

Акмурза расшеперил глаза. В глуши сибирских окоемов, по его сознанию, русский человек не мог знать древнего и смертельного правила поминания родословной.

Князь малость помедлил. Он сомневался, что степные люди восточной окраины знали великие рода Месопотамии.

— Сур Ак Кан, — сказал князь Артем и выпрямил средний палец, — Шурукан — по вашему говору. Ас-Сур-Банипал, — медленно выпрямил князь безымянный палец.

Теперь кинжал висел в его руке на одном мизинце.

Смысл такого испытания по именам родоначальников был в том, что человек с обнаженным оружием не мог