Книга Покоряя Эверест - Джордж Мэллори

и позади них простиралось полмира. Они достигли края земли – всего, что лежало за пределами видимости на этой стороне Бренвы, круто спадающей в итальянскую долину, и длинных снежных и ледниковых склонов, уходящих во Францию и прекрасную долину Шамони[85]. К северу расположилось колючее ложе пиков, к югу возвышался гладкий белый купол. Как близки они к осуществлению всех своих надежд! Им оставалось лишь протянуть руки и принять предложенную корону. Эта передышка, казалось, была дана им, чтобы заведомо вкусить окончательный триумф и безудержно радоваться своим достижениям. Любой отряд, добравшийся до перевала Коль-де-ла-Бренва от Мон-Моди или даже от ледника Бренва, должен устроить здесь привал, испытывая особое удовлетворение. Возможно, из-за того, что мысли об успехе вряд ли были бы достойными на вершине, альпинистам предоставляется возможность обдумать их здесь. И он не упустил эту возможность. Однако даже на фоне приятного предвкушения покорения вершины ее белая шапка казалась пугающе большой. Его спутники не притворялись, будто она мала. Но в отряде сохранялась искра энергии, блеск глаз, острота чутья. Они по-прежнему были бдительны перед действием, быстры, веселы и сосредоточены на настоящем. Они ели ради практической потребности, а не ради желания ощутить тонкий вкус. Их ободряли перспективы заслуженного успеха и благородные обещания – возможно, даже прекрасная беспечность уверенных победителей, уже видящих перед собой финальную цель.

Они остановились на перевале в 9:10 вечера или чуть позже. Оставалось не так уж много времени, чтобы добраться до вершины и спуститься до наступления темноты. Но его достаточно, о да, его хватает – в этом они были полностью единодушны. Если они продолжат идти, результат не заставит себя ждать. И в чем же они должны сомневаться? Однако при обсуждении была предложена альтернатива – спуск по Коридору[86]; перспектива явно постыдной легкости, но предложенная вполне серьезно, – ради самого слабого участника. Стыд не позволил бы ему предложить самому. Они так ему доверяли! Он гордился тем, что был там, и будет гордиться до конца. Они должны доверять ему и во всем остальном.

Через сорок минут они снова двигались по направлению к Мур-де-ла-Кот[87]. Наконец-то перед ними предстал величественный купол Монблана, который они должны были завоевать с отважными сердцами, в честном сражении на чистом белом поле. Но, когда они двинулись вперед, он больше не чувствовал полноценного азарта борьбы. Путь был легок. И теперь он был уверен в своих силах, поскольку отравление утратило свою силу и он смог поесть. Исход был слишком очевиден. Он был спокоен и немного скептичен. Он начал страшиться апатии, потери воодушевления и разочарования в достигнутых результатах. Разве это завершение экспедиции не похоже на ломтик хлеба с джемом, словно последний лакомый кусочек? Ведь приключение еще не закончилось, а эти сомнения – всего лишь морок гнетущей усталости? Но, нащупывая твердую опору под ногами, в этом простом действии он нашел и ответ на это последнее сомнение. С каждым шагом вверх по круче, с каждой ступенькой, в нем все сильнее пульсировала смутная вера, прогоняющая смятение. Его дух добрался так далеко не для того, чтобы свести все усилия к нулю. Все детали этого опыта были ценны и важны. Мечта довела его до самого конца.

Прохладный и бодрящий ветер, казалось, набирал силу, пока они поднимались по длинным склонам, становившимся все более пологими по мере приближения к финальной цели. Он ощущал, как ветер вьется вокруг него, напевая свою древнюю странную песню. Его мысли стали расплывчатыми и рваными, так что вместо раздумий и чувств он просто слушал – прислушивался к отдаленным, едва различимым голосам… Священный купол, мощный и прекрасный, покоился на могучих колоннах и торжественно возвышался над ледяными пропастями, башнями и утесами. Место, куда ведут стремления, где исполняются мечты. Он невероятно высок и чарующе красив, бесконечно терпелив и мудр… Это природный фильтр жизненного опыта – пройдя через это место, сохранишь лишь очищенный остаток из самого важного… Но для чего это все? Ради какой бесконечной мудрости сюда стремятся люди? Стоит ли оно того? Как его достичь? Нужно бороться и побеждать, покорять вершины. Нужно предвидеть финал, и быть уверенным, что в конце победишь, и знать, что нет мечты, не стоящей риска… Это ли вершина, венчающая день нашего триумфа? Как тут прохладно и тихо! Мы не ликуем, но в чистом восторге, мы радостны и ошеломлены… Победили ли мы врага? Нет, только себя. Добились ли мы успеха? Это слово здесь ничего не значит. Завоевали ли мы королевство? Нет… и да. Мы достигли высшего удовлетворения… исполнили то, что нам предначертано… Борьба и понимание, что одно не бывает без другого; таков закон гор… Значит, мы всего лишь подчинялись древнему закону? Да, но это закон… и теперь мы постигли его чуть лучше. Это древние, мудрые и ужасные горы – и все же мы видим, что они добры. Они приглашают нас подняться по ступеням, будто бы высеченным для детских ножек.

* * *

Опубликовано как «Монблан с Коль-дю-Жеан у восточного подножия Мон-Моди»

Альпийский журнал, 1918 год, том 32, стр. 148 и далее.

Глава четвертая. Узоры льдов

Монблан, 1919 год

Представьте себе четырех мужчин, колесивших по Парижу в том, что можно назвать супертакси[88]. Трое из них оживленно дискутировали, к полному изумлению четвертого, который, казалось, считал своих спутников безнадежными чудаками, возможно, полными безумцами, – а чего еще он мог ожидать? Вычурные золотые буквы на служебной фуражке над комичным пухлым лицом этого озадаченного индивидуума гласили: «Агентство Кокса». В его обязанности входило провезти трех туристов через весь Париж. То, что джентльмены, забронировавшие места в поезде до Гренобля, теперь спорили о том, не сесть ли им в итоге на поезд до Шамони, – немыслимо, фантастично. Тем не менее поезд до Шамони, когда они добрались до Лионского вокзала, показался им неплохой идеей, и все трое решили сесть на него.

Несмотря на мои протесты, этот безответственный поступок, имевший место 28 июля 1919 года, бросил на ветер все мои глубоко продуманные планы, созревшие в течение лета. На следующее утро, поднимаясь по долине в сторону Сен-Жерве[89], мы любовались снежными горами. Прошло семь лет с тех пор, как я в последний раз видел Альпы. Для меня они были зрелищем поразительно свежим и новым – как тогда, когда я впервые их увидел, и настолько ошеломляюще огромными по сравнению с образами, хранившимися в моем воображении, что мне казалось, будто