Книга Обреченные на вымирание - Деткин Андрей

журнал.

Скоро я увлекся работой и уже не замечал едких комментариев. Неожиданно крепкую затрещину опустилась мне на затылок. Потрясенный я выпрямился и уставился на Шурума.

Глава 6. Угон (2)

- Ты чего, балдатень, на мои вопросы не отвечаешь, это вот? - задиристым тоном упрекнул меня Шурум. Жуть, как захотелось ему вмазать. Пусть неумело, но со всей силы и от души, прямо в эти наглые глазки, да так, чтобы со стремянки скатился. Дуэль глазами я проиграл. Отвел взгляд и пробурчал:

- Если будете мешать, то могу напортачить.

Проговорив это, я отвернулся и полез за приборную панель.

- Работай, работяга блин, через час приду, проверю, - властно распорядился Шурум, затем послышался стук подошв по ступеням, а через минуту в колонках задребезжала громовая какофония, отдаленно напоминающая мелодию.

Если не считать унижения, которым я подвергся, любимое дело увлекло меня и оживило. Хотя уже несколько лет не прикасался к самолету, знания возвращались с поразительной ясностью и быстротой. Через полчаса и вовсе думать забыл о своих соглядатаях. Даже не услышал, как смолкла музыка, очнулся от громкого пронзительного свиста. Яхо и Шурум стояли под крылом и, запрокинув головы, смотрели на кабину.

- Балдатень, это, хватит самолет курочить, спускайся. Мы в столовку двигаем.

- Спасибо, я не проголодался, поработаю еще.

- Не угадал, старперыч. Ты, это…, идешь с нами. Черта с два мы тебя одного оставим. Давай, это…, спрыгнул быро и маршируй за нами, - с тем постоянством и упорством, с которым Шурум обзывал меня, я сделал вывод, что мое имя его не интересует.

Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться. Плелся сзади, на расстоянии пяти шагов, и все думал, почему Яхо не скинет с плеч лямки своего тесного комбинезона, как это сделал Шурум. Шов на брюках глубоко врезался между массивными ягодицами, от чего те напоминали две виноградины, а брючины задрались выше щиколоток на ладонь. Ткань на спине натянулась, будто под ней была доска. Маленький комбинезон превращал могучего Яхо в дауна – переростка. Еще эта панама - колокольчик. Возможно, его не волновало, как выглядит, знал себе цену и не напрягался. Да и перед кем наряжаться?

Завидев самолетчиков, люди спешили перейти на другую сторону улицы и отводили взгляды. Шурум шел вихляющейся походкой со спущенной мотней, с болтающимися лямками, в легких шлепанцах на босую ногу и курил. На плече в рукав футболки завернул пачку сигарет на зэковский манер. Наслаждался своим могуществом и неуязвимостью. Каждого старика, или старуху Шурум встречал наглым вызывающим взглядом. Кричал им: «Эй, пескоструй, в землю пора, харе, небо коптить, это вот. А ты, бабуся, к неврипитологу чеши, смотри, как башка трясется, того и гляди, отвалится. Эй, эй, а вы куда? Никак в столовку? Опять меня объедать, огурцы щавелевые, фабрики по производству дерьма? Совесть надо иметь, это…, чересчур долго, что-то задержались на этом свете! Да, старая, тебе говорю, это, вот. Скоро носом уже будешь асфальт царапать, а все туда же - в столовку. О, мистер коп. Скока, это…, за ночь бандитов споймал? Не слышу! Они ваших больше? Е-е-е, за нас пострадали? Зайдите к Серику в травпункт. Ага, возьмите мазь и втирайте, это вот, пока не кончится». И всю дорогу рта не закрывал, задирал каждого встречного - поперечного. Яхо не обращал внимания на выходки коллеги, плелся рядом, словно глухонемой и только щурился на солнце.

А солнце палило нещадно, казалось, за последние недели прибавило среднюю дневную еще на пару градусов. Небо - ни облачка, воздух густой, марево призрачной рекой колышется над раскаленным асфальтом. Даже неутомимые цикады умолкли.

В тот день, сидя в столовке, я впервые увидел хозяйку квартиры с палисадником под окном. Распахнулась рама, и маленькая фигурка в белой блузке выглянула на улицу. Я перестал есть, впился взглядом в женщину, силясь ее рассмотреть. На первый взгляд, она была моего возраста, темные волосы собраны в пучок на затылке, красивое загорелое лицо (оно сейчас у всех загорелое), длинная шея, узкие плечи.

Доселе спавшее томительное чувство, шевельнулось где-то в груди. Сердце затрепыхалось, кровь прилила к лицу.

- Чего, это…, варежку раззявил? - спросил Шурум. Затем повернулся и посмотрел через витринное окно на улицу по направлению моего взгляда.

- А-а, на мадаму реагируешь? Рефлексы, смотрю, это…, балдатень, у тебя в порядке. - Скривив рот, он вяло засмеялся. - Это…, забудь, она мэрова телыча и немного того, двинутая.

Женщина на несколько минут замерла в окне, щурилась, подставляя лицо солнцу, затем задернула занавески и исчезла. Меня, конечно, смутили слова Шурума, что эта незнакомка оказалась женой самого мэра, но я ни о чем таком и не думал. Мне только хотелось смотреть на нее. Бывает такое, увидишь лицо, вроде не особенно красивое, даже с каким-нибудь изъяном, а от него такая мягкость, доброта, спокойствие идет, что время останавливается, и глаз отвести не можешь.

После обеда мы вернулись в ангар. Стоя на стремянке, затягивал гайку и вспоминал чудный образ, когда неожиданно лестница подо мной задрожала. Я испугался, обеими руками вцепился в ограждения. Ключ выпал из руки и с металлическим дребезгом упал на бетонный пол.

Снизу послышался противный блеющий смешок. Шурум одной рукой держался за стремянку, смотрел на меня и мерзко щерился.

- Не расслабляйся, балдатень, легкая встряска в работе не помешает, это вот.

- Будь добр, - старался я держать голос на спокойной ноте, - подай, пожалуйста, ключ.

- Ключ? Это, конечно, - он наклонился, подобрал лежащий возле ноги накидной ключ на десять, протянул мне. Я перегнулся через перила и вытянул руку навстречу. Когда до ключа оставалась буквально сантиметр, тот вдруг кивнул и выпал из руки Шурума. Я посмотрел на авиатора: идиотская улыбка, невинные глазки.

- Быстрее, балдтень, надо брать, быстрее. У меня, это…, пальцы устали держать.

Он пнул лестницу, развернулся и зашагал в диспетчерскую. Мне пришлось в очередной раз утереться, спуститься и подобрать ключ.

Проковырялся с левым двигателем больше трех часов и не мог понять, в чем неисправность. Подспудно начал подозревать, что у меня не получится ее найти вовсе и исправить. Шурум, который с меня глаз не сводил, только этого и ждал. Казалось, он больше заинтересован в моем унижение, чем в ремонте самолета.

Во время очередной попытке запуска двигателя, он вышел из диспетчерской, встал перед кабиной,