Книга Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары - Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

XXI века — найти Запад, она вселяла тревогу еще потому, что можно было ошибочно решить, что Запад — это где-то на западе, хотя его там уж след простыл.

Вероятно, мы наблюдаем конец социалистической cause. Сейчас эти ребятки совершат какую-нибудь ошибку, которая будет настолько немыслимой по масштабу своего идиотизма и степени ugliness и при этом очевидной всем и каждому, что вся глубинная сущность этого движения, вернее, то, до чего оно докатилось к началу XXI века, вскроется и зафиксируется в памяти людей на долгие и долгие годы. Понятия «идеализм» и «полазить по баррикадам, как в мае 68-го» будут наконец-то и навсегда разделены; молодые бунтари, которым требовалось полсекунды умственного труда, чтобы осознать себя как борцов против капитализма, теперь, скорее, потратят уйму времени на поиск качественно новых способов разрешения недостатков, только чтобы не приближаться к социализму на расстояние пушечного выстрела. По-видимому, на наших глазах заявило о себе последнее поколение, которое еще считало прикольным поставить свое лицо на портрет Че Гевары, но еще не вполне готово взять в руки настоящее боевое оружие. То, что их звездный час заключался в том, чтобы получить по голове РОВНО за то, что они помогали завести свои идеалы в трубу, думая, что за свои убеждения стоит пострадать, останется в истории как главная характеристика. Меры противодействия, примененные к ним, были вынужденными и, в целом, соответствующими их поведению, хотя и не приемлемы далее — но, благодаря им, 90 процентов людей сплотятся в поиске качественно новой парадигмы мировосприятия, основанной на традиционных христианских ценностях. Те же, кто пожелает продолжить распространять свое самоуничтожение на всех людей, уйдут в подполье, где их убеждения потребуют от них все более усиливающихся форм отступления от всех морально-этических норм, в результате чего им будет выделено глубоко маргинальное положение в человеческом сообществе нового типа.

Каннский кинофестиваль станет официальным прибежищем для террористов, каким он и выступал почти что с самого своего основания под прикрытием крупного мирового киносмотра. В 2025 году, когда будет отмечаться юбилей «Догмы», в Аду развесят веселые флажки и транспаранты («Dogma: 30 Years Bringing Out the Worst in People»). Наверху в этот момент самой популярной киноведческой литературой будет книга «200 французских режиссеров, более талантливых, чем Годар», написанная на русском языке.

Самое интересное, что под всем этим процессом «Дом» Олега Погодина расходился по торрент-треккерам, получая отзывы тысяч людей, которые до того момента даже не слышали о таком фильме (такая судьба была и у «Неподебимого» в конце 2008-го — начале 2009 года).

ТИНКЕР-ТЭЙЛОР — 18 ДЕКАБРЯ

Сначала фильм заваливает деталями быта, но потом их становится так много, что почти невозможно уследить за всеми деталями, которые имеют внесюжетное значение, — быт, становясь сверхнатуралистическим, становится символом. Все эти детали не случайны, как в старых фильмах из Восточной Европы, где режиссеры находили реальность на улице и превращали ее в символ, и больше мало что умели, помимо этого. Этот режиссер свою реальность не находит, а конструирует, и вот это определение для фильма — конструктор.

Эти детали специально забивают фабульный ряд. У него peculiar манера вводить в действие, не представляя ни характеров, ни даже имен героев, так что ориентироваться в фильме очень трудно. Возможно, таким образом он специально погружает в эту атмосферу труднопознаваемого, которым является работа этих людей. И тогда зернистое изображение дает ощущение тягостной тоски, такое семидесятническое, что на фильм наброшена завеса. Его отклонения от линейного развития, долгие куски новых линий, оставляющие предыдущие линии, вместе с их участниками, где-то позади, так что мозг силится удержать их в памяти, — это то ли современная манера складывать события одно за другим, то ли специально поставляет зрителя в положение глаза, которые бросается в стороны в поисках крота. Ну и нельзя не заметить эти вброшенные детали, надписи на стене: «Будущее — это женщина». Олдман заметил, что режиссер снимал все длиннофокусными линзами, как peeping Tom, подсматривая за личной жизнью героев — что, конечно, идеальное решение для шпионского фильма. Финальная оркестрация под песню возвращает фильм в область, где существуют шедевры, из которой он вышел, и совместить то, что было посередине, становится задачей на пересмотр.

В этот момент фильм из cryptic переходит в разряд cryptogrammatic, и складывается его тема: язык. То, что мы видим перед глазами, не является правдой, и после всех поворотов нет уверенности, что ни один флэшбэк не был ложным, или вообще — флэшбэком. В конце отыгрываются и код ребенка (он обыгрывает имя мальчика — Билл задолго до того, как мы понимаем значение этого имени для него), и в конце он стреляет из винтовки в «крота». Но главный «крот» — режиссер в чужой культуре, дающий сплав традиций повествовательного и образно-смыслового, какой не так часто встречается в истории кино, как можно подумать и как хотелось бы. Это еще один русский фильм, какой мы могли бы снять. И правда, в нем слишком много нашего, можно представить, как человек, взявший лучшее от обеих школ, мог бы снять эту картину, полностью русскую, но о чужой культуре, на чужом языке.

Карла — это Маркс женского рода, социализм и Россия как женщина, «будущее за ней» это страшная мысль для англичан; это фильм о поражении мальчиков, кем и были английские мужчины во второй половине ХХ века.

В фильме упоминается клуб Savile, в который ходит персонаж Фёрта, и тут же в ключевой сцене раскрытия их романа с женой, фигурируют красные носки.

Это был уже второй раз после фильма «Американец», когда я заметил параллели между современным фильмом и творчеством Найджела Болчина, и в тот момент родилась идея, что тренд современной культуры можно определить как платонизм. Мельвиль — это платонизм под фотографией.

ЕДИНЫЙ ШИФР

Не успели мы порадоваться возрождению классицизма, вздохнув при взгляде на возраст этих режиссеров, как 2011 год принес нам два абсолютно современных шедевра («Ханна», «Жестянщик, портной, солдат, шпион»), великий, но несовершенный эпистемологический фильм («Древо жизни») и еще ряд картин, где достоинства в той или иной мере были неожиданны. После 2010 года движение к единой мировой культуре получило проявление в едином шифре, которым стали все фильмы, которые чего-то стоили. В этот момент я понял: фильмы не только стали лучше — они стали продвигать идеи, которых не видели в кино, и это были те самые идеи, которые родились в нас за последние несколько лет, о которых мы много думали: так что кино, словно осуществляло наше мироощущение, подтверждало