Книга Семь дней до Апокалипсиса - Дмитрий Чайка

дальше по улице. Шел он недолго, видно Москва тех лет была куда меньше, чем в его время. Он шел по какому-то бульвару, и уже минут через десять на него стали поглядывать, а две барышни, шедшие под ручку, прыснули в кулачок со смеху, и стали тараторить по-французски. Этот язык, что интересно, был слышен довольно часто, и большая часть прохожих смотрела на него с нескрываемым удивлением. С удивлением на него смотрел и городовой, который стоял около небольшой будки, выкрашенной в черно-белый цвет.

— Куда прешь, деревня? — заорал тот, завидев Лёху. — Не видишь, тут чистая публика гулять изволит. А ну, пошел отсюда, сиволапый.

— Да заблудился я, — брякнул тот первое, что пришло на ум. — Город-то большой…

— Ну, так вали назад, на Хитров рынок, ваши обозники там ночуют. Или в рыло захотел?

— А куда идти то мне? — попытался выдавить из себя Лёха, почтительно сняв с головы картуз. Получать в рыло ему совершенно не хотелось, а городовой был на редкость здоровый.

— Вот назад и иди, — сказал ему городовой и гордо отвернулся. И добавил знакомую до боли фразу: — Ишь, понаехали тут!

Леха уныло побрел назад, чуя нутром, что через титаническую по масштабам лужу все-таки придется переходить, и он в этом не ошибся. Он перешел ее, и по переулкам добрел до Хитровской площади, ожидая удара ножом в спину. Когда-то он читал Гиляровского, но действительность разочаровала его. На первых этажах домов работали торговые ряды, где продавали, что попало, от морковки до готовой одежды. Публика тут, и впрямь, была попроще. Было множество крестьян, похожих на Лёху внешним видом, и толпы пропитых личностей с остатками образования на лице, и без оных. Двух- и трехэтажные дома вокруг были ночлежками, в которых крестьяне и останавливались, когда приезжали в Москву с товаром. Не только обозники и ремесленники, просто люди в сложных жизненных обстоятельствах жили тут годами, потому как дешево.

— Щековина, горло! — орала сиплым голосом неопрятная бабень, сидевшая неподалеку.

— Чем она тут занимается? — удивился Лёха, но его любопытство было удовлетворено быстро. К ней подбежал какой-то низенький худощавый парнишка и кинул ей монетку. Баба подняла зад с замотанного тряпьем горшка, который грела теплом своего тела, цапнула оттуда какой-то кусок и дала покупателю. Тот убежал прочь, заглатывая полученную снедь на бегу, а баба вытерла грязную руку с черными ногтями об одежду, и снова села, сохраняя температуру местного фастфуда. Лёху замутило, и он отвернулся. Вот ведь гадость какая.

Массивный треугольный дом, явно доминирующий в этом месте, как он услышал, носил гордое название «Утюг». Он был ночлежкой, специально для таких, как он, бедолаг. На первом этаже был трактир, куда Лёха и направился. Есть почему-то хотелось, несмотря на то, что он уже как бы немножко помер.

В трактире было скучно и тихо. Крестьяне и извозчики степенно хлебали из тарелок, и громко фыркая, пили чай. Никакого пьяного разгула и уголовных личностей видно не было. Врал что ли Гиляровский, или, может, художественно приукрашивал? Непонятно.

Лёха сел за дощатый стол, к которому подбежал резвый паренек, с пробором посередине головы.

— Обед: каша с маслом, кисель, щи с убоиной — семнадцать копеек. Если щи пустые — одиннадцать копеек. Чай — пять копеек пара.

— Неси с убоиной, — махнул рукой Лёха. Денег дали только на пожрать, права была Лилька, жадные жлобы у них в ведомстве.

Еду принесли мигом, и уже минут через десять Лёха был сыт, и начал оглядываться по сторонам. Есть торопливо тут было не принято, поглощение пищи было целым ритуалом, и на Петрова поглядывали с удивлением. Паренек подбежал к нему, чтобы забрать тарелки, а Лёха, показав ему гривенник, сделал выстрел наугад:

— Мне к самому как попасть?

Тот вздрогнул и воровато оглянулся, перекрестившись.

— К самому Иван Петровичу, что ли?

— К нему, — важно кивнул Лёха.

— Да они с тобой и разговаривать не стануть. Ты деревня, а они Почетный Гражданин, и домовладелец. Понял?

— Да, я думаю, будет, — уверенно сказал ему Лёха.

— Они в «Каторге» по вечерам бывають, — неохотно сказал половой, смотря на гривенник в неослабевающим интересом. В дешевом трактире с чаевыми было туго, тут за копейку набегаешься. Чай, не ресторан «Эрмитаж», и не Английский Клуб.

— Где эта «Каторга»?

— Да вон, — кивнул подбородком парень. — Подколокольный переулок, одиннадцать. — Но, если разговор пустошний будет, я тебе, деревня, не завидую. Пойди, причастись перед этим, вдруг поможет.

Гривенник сменил владельца, а Лёха достал еще один из своих скромных запасов, и снова показал его парнишке.

— Зеленые ноги — это кто?

— Это беглые, с каторги, — судорожно сглотнул он. — У них голова бритая, не спутаешь.

— А зачем они это делают? — спросил майор.

— Так им там одну сторону бреють, чтобы приметные были, — пояснил половой. — Они когда бегут, то всю голову обстригають. Ехал бы ты домой, паря, а? К жене под бок, неровен час, вдовой оставишь.

— Как мне Ивана Петровича узнать, если что, — спросил майор.

— Да ты не волнуйся, они уже про тебя сами знають, — пугливо сказал половой, и перекрестился. — Они завсегда знають, когда их всуе кто-то поминает.

Глава 7

— Бывай! — Лёха жестом переодетого миллионера бросил ему гривенник, и вышел на свежий воздух. Огромный капитал в двадцать копеек с половиной давал уверенность в обеспеченном будущем, и Лёха коротал время, разглядывая типажи, что передвигались мимо него.

— Эй, деревня, побаловаться не хочешь? — спросила его какая-то малолетка, шмыгая носом.

— С тобой, что ли? — от всей души удивился Лёха.

— Ну да, — непонимающе посмотрела та на него.

— Да тебе лет то сколько? — Лёха удивился еще больше.

— Замуж рановато, а для работы в самый раз, — нахально ответила та.

— Иди, девочка, я не по этой части, — отправил ее Лёха восвояси.

— Тьфу, вот ведь лупень[5] залешанский[6]. Понаехали тут, — и коренная москвичка с гордым видом удалилась. Видимо, для поиска менее разборчивых кавалеров.

Трактир «Каторга» назывался просто «Трактир». Наверное, звучное название ему было присвоено из-за специфического контингента, который присутствовал тут в большом количестве. Что характерно, на улице майор таких рож не видел, а тут их было