Книга Пророчества о войне. Письма Сталину - Сергей Тимофеевич Конёнков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Товарищи! Подтянись! Группируйся!
Свои находили своих, соединялись в отряды. Рабочие окраины Москвы готовились к решительному разговору с буржуазией, узурпировавшей власть. Разговору на языке смертоносного оружия. Буржуазия вооружала юнкерские училища, пыталась найти понимание и поддержку в солдатских казармах. Две силы готовились к решительной схватке. Что революция неизбежна, было ясно всем и каждому.
Наступили тревожные октябрьские дни. Взрыва ждали с часу на час. Мы с моим другом Иваном Ивановичем Бедняковым почти не спали в эти ночи накануне штурма Кремля. И когда услышали далекие гулкие раскаты перестрелки, в минуту собрались.
– Началось… Пошли.
Рядом с Манежем жил другой мой друг – художник Василий Никитович Мешков. Мы с Бедняковым отправились на Моховую, к Мешкову, чтобы своими глазами увидеть штурм Кремля. Поминутно рискуя быть подстреленными (отовсюду стреляли, и трудно было понять, где свои), мы добрались до подъезда дома, в котором жил Мешков, и были схвачены юнкерами. Они приняли нас за красногвардейцев.
– У вас тут засада. Ведите на чердак! – угрожая пистолетом, приказал офицер.
Мы поднялись по лестнице до чердачной двери. За нами с винтовками наизготове шли юнкера. На чердаке никого не оказалось. Юнкера во главе с офицером, чертыхаясь, побежали вниз по лестнице, предоставив нас самим себе.
К стенам Кремля со всех сторон подступали отряды красногвардейцев и перешедшие на сторону большевиков полки. Мы оказались в самой гуще боя, влившись в один из рабочих отрядов. Восставшие рвались в Кремль. Юнкера защищались. Но вот на Воздвиженке красные артиллеристы установили трехдюймовую пушку и пробили Троицкие ворота. Проскочив Кутафью башню и мост над Александровским садом, красногвардейцы ворвались через Троицкие ворота в Кремль. После короткого кровопролитного боя юнкера сдались.
Когда мы следом за первыми отрядами вошли в Кремль, из здания Арсенала вышел офицер с белой повязкой на руке, за ним юнкера с поднятыми руками. Пахло гарью и порохом. На земле лежали бездыханные тела героев, отдавших жизни за победу революции. Красногвардейцы продолжали разоружать юнкеров. Я смотрел на древние стены Кремля, на белокаменные его дворцы и соборы, и казалось мне, что вижу я, как заря алая, заря свободы поднимается над великой златоглавой Москвой.
4. Маргарита Конёнкова и Альберт Эйнштейн.
Американский период жизни С.Т. Конёнкова известен любовным треугольником «С. Конёнков – М. Конёнкова – А. Эйнштейн». В настоящее время известно, что супруга знаменитого скульптора была тайным агентом НКВД, и их пребывание в Америке было связано с разведывательной деятельностью по «Манхэттенскому проекту».
Рой стремительных мыслей закружился в моей голове. Как-то ты теперь развернешься, Россия?! Какой простор откроется многим и многим талантливым твоим сынам! И верилось: наступает прекрасная пора расцвета русского искусства.
Потрясенные до глубины души свершившимся у нас на глазах, возвращались к себе на Пресню. Повсюду продолжались вооруженные стычки, а на стенах домов уже появились первые декреты Советской власти.
Словно залпы салюта, прогремели над Москвой сокрушающие выстрелы орудий, бьющих с Ходынского поля по юнкерскому училищу на Арбатской площади. В памяти сохранился характерный шелестящий звук снарядов, перелетавших через мою студию на Пресне.
А повсюду – музыка, пение. Выйдя на улицы, народ праздновал победу. Гремели духовые оркестры, развевались красные флаги…
Случилось так, что буквально с первых дней новой власти в ноябрьские дни 1917 года древний Московский Кремль оказался в центре событий культурной революции. Здесь, на территории Кремля, в двух комнатах нижнего этажа Кавалерского корпуса начала свою бурную деятельность Московская комиссия по охране памятников искусства и старины. Эта комиссия при Московском Совете своей активной работой с ноября 1917-ro по август 1918 года оказала неоценимую услугу культуре. Заботами ее были сохранены культурные ценности Москвы, многих знаменитых подмосковных усадеб-музеев. Комиссия смотрела на непреходящего значения художественные и исторические богатства, сосредоточенные в древней столице, как на достояние народа и всеми силами стремилась сберечь их.
К моменту победы пролетарской революции в октябре 1917 года в Московском Кремле помимо собственных исторических, архитектурных, художественных ценностей оказались огромные художественные сокровища, эвакуированные ввиду наступления армии Вильгельма II на русско-германском фронте из Прибалтики, Западной Украины, Петрограда и ero пригородов. В Москву были свезены картины и скульптуры, музейного значения предметы быта и древние фолианты. В Московском Кремле находились коллекции Эрмитажа и царское имущество из имений в Беловежской пуще.
Необходимо было в срочном порядке учесть эти богатства и наладить их эффективную охрану. Временную комиссию по охране памятников возглавлял архитектор, авторитетный в московской художественной среде большевик Павел Петрович Малиновский – человек высокого интеллекта и большого обаяния. Он был прекрасным организатором, сильным, прямым человеком. С апреля 1917 года Малиновский работал в Художественно-просветительной комиссии Московского Совета, являясь руководителем художественной секции, и знал наперечет всех художников и архитекторов.
Дело налаживалось, и этому во многом способствовало на редкость удачное изобретение – «Охранная грамота». Такие грамоты от имени Московского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов выдавались Комиссией по охране памятников искусства и старины владельцам художественных коллекций или отдельных ценных произведений искусства. Всякого рода безмандатные реквизиторы и налетчики не применяли силу в отношении тех, у кого на руках была «Охранная грамота». Летучие матросские патрули, на первых порах помогавшие комиссии, подтверждали действенность этого прекрасного документа Советской власти.
Очень скоро утвердился порядок выдачи «Охранных грамот». Владелец художественных сокровищ приносил или присылал в комиссию письменное заявление с описью произведений искусства. Комиссия посылала для знакомства с художественными ценностями своих представителей, которые определяли достоинства коллекции, заверяли описи произведений искусства. Один экземпляр описи оставался у владельца, другой доставлялся на хранение в комиссию. С этого момента комиссия гарантировала полную безопасность предметов искусства. С начала 1918 года такой порядок стал практиковаться в отношении мастерских художников и скульпторов.
С помощью «Охранных грамот» пролетарское государство взяло на учет, спасло от продажи и расхищения тысячи великолепных картин, скульптур, произведений декоративного искусства.
Один из активнейших деятелей комиссии – Е. В. Орановский справедливо заметил: ««Охранная грамота» дает нам возможность заявить перед всем миром, что Великая Октябрьская социалистическая революция была верна прекрасной традиции Парижской коммуны, сохранившей для потомков сокровища Лувра».
Мне довелось отвозить «Охранную грамоту» уже упоминаемому Ивану Абрамовичу Морозову. Иван Абрамович сильно беспокоился за судьбу коллекции, созданию которой, можно без доли преувеличения сказать, он посвятил всю жизнь. В первом этаже морозовского особняка на Пречистенке разместилось какое-то военное учреждение, и, разумеется, оно стремилось подняться
