Книга Девочки, кто с нами? - Людмила Георгиевна Молчанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…И приехала Севочкина мама. В тот час на стане было пусто — все на работе. Галя собиралась на участки обеды везти, когда Анна Савельевна заявилась. Спешит, платочком потное лицо вытирает. Вошла в палатку, увидела рас* кинутые матрацы, заволновалась. Кругом сквозняки! Верный вирус!
Уговаривала Галя ее отдохнуть с дороги— освободится Сева, прибежит. Не согласилась, на загонки отправилась. Идет, держится за край телеги, оглядывается по сторонам. И куда столько хлеба понасеяли! Разве можно такую махину убрать? Нет, Анна Савельевна представляла себе степь иной. В книгах пишут о лиловых цветочках, о голубом ковыле, а тут…
По дороге машины с зерном снуют, пыль столбом, жара! Бедные девочки, наверное, совсем измучились! Какое имеют право заставлять работать по двенадцать часов? Сева, конечно, не пишет, а наверняка совсем утомила сердечко!.
Галя молчит, усмехается. Нарочно не окликнула подругу, когда к загонке подъехали: пусть мамаша полюбуется на свою слабенькую дочку. В эту минуту комбайн как раз к повороту приближался. Сева торопилась спустить солому, жмет на педаль, злится. Соломы много, застряла, не идет. Севка подскочила, плюхнулась на нее сверху. Видит Анна Савельевна, как ее дочка в какое-то жерло провалилась, обомлела, а та уже на земле барахтается — жива и невредима. Вскочила, отплюнулась и, не замечая матери, помчалась догонять агрегат. На ходу запрыгнула на копнитель, снова принялась орудовать как ни в чем не бывало. Потная, грязная, в брюках на долговязого мальчишку похожа.
Здорово досталось от матери! После поцелуев пришлось наслушаться неприятных вещей. Хорошо, дядя Ваня догадливый, сел в сторонке. А тут еще, словно на грех, Галя миску с лапшой подала. Попробовала Анна Савельевна, чем кормят, сморщилась. Настоящий клей!
— Не клей, а крахмал, — промычала с полным ртом Севка. — Очень вкусно.
Впервые она с нетерпением ожидала. конца перерыва и обрадовалась сигналу. Но от мамы не скоро отделаешься. Прежде чем уйти обратно на стан, спросила шепотом, где тот самый тракторист. Недоверчиво окинула взглядом пожилого усталого человека с потными седыми волосами, рассердилась еще больше. Не поверила!
Утром Севку будто подменили. Поднялась унылая, бледная, с покрасневшими от слез глазами. Ни на кого не смотрит.
— Уезжаю! Пишите домой, захвачу письма, — сказала она. — Папа сильно болен…
— Ко мне не заходи, — отрезала Волька, — мама выставит. Она у меня вспыльчивая.
Что-то пробормотав насчет комсомольской чести и совести, Люся отказалась от услуг «посторонних». Больше всего боялась Сева объяснения с Лидой, но, к удивлению, обошлось благополучно. Та моментально накатала длинное послание, попросила передать отцу.
— Маме ни-ни, — предупредила она, чему-то усмехаясь.
…Конечно, дома было все в порядке, только у Мурки котята появились. Отец здоров, обрадовался ее приезду, но ни о чем не расспрашивал— будто не было месячной разлуки. Такой уж характер молчаливый. Зато мама старалась вовсю: суетилась, предупреждала малейшее Севочкино желание.
В этот вечер девушка отсыпалась, а на следующее утро вышла из дому. Город встретил по-будничному: пыльные улицы, духота, пожелтевшие от жары деревья и странное безлюдье. Сева поймала себя на мысли, что бригада, наверное, уже перебралась на другой стан— при ней заканчивалась уборка участков. Вздохнула — даже не успела проститься с дядей Ваней. Мать не отпустила от себя ни на минуту. Конечно, агрегат не оставят без копнильщицы, и все же…
Старалась отогнать неприятные думы, свернула в проулок к большому серому дому, где жила Галя. Долго стучалась в квартиру, пока какой-то мальчуган не объяснил, что все на работе, а дедушка во дворе.
Маленький, худой старичок сидел перед клумбой и неподвижными глазами смотрел на георгины. Он встретил Севочку радостно, осторожно ощупал ее руку. Беря конверт, заволновался.
— Как она там, наша ясочка? Скучаю без нее! Бывало прибежит, обо всех делах расскажет.
— Ее можно вызвать, — встрепенулась Сева, — хотите, зайду в институт, скажу декану. Она ведь была освобождена…
— Ни-ни, — старичок отодвинулся на край скамейки. — Разве можно такое дело бросать? Это я по привычке жалуюсь. Пусть живет, девонька!
Севочка уже звонила в квартиру Лиды, а в ушах все еще звучали слова слепого старика; «Пусть живет»…
Семен Ильич был дома. Лида здорово походила на своего отца: такой же выпуклый лоб, те же глаза и тонкие, строгие губы. Хозяин провел девушку в кабинет, заставленный книжными шкафами, усадил на тахту. Долго читал послание дочери, почему-то хмурился, теребил пуговицу на вороте полосатой пижамы. Отложив листки, заходил по комнате. Затем, неожиданно подсел к Севе, пристально глянул ей в глаза и рассмеялся.
— Хорошо! Правда, хорошо! — сказал он. — Счастливая вы молодежь. Лидуха пишет, что перебираются на новый стан. А что это за штука «стан», я и не знаю. И тушканчиков лишь на картинках видел, лис в зоопарке встречал. Всю жизнь в четырех стенах провел. С утра в клинике с больными, потом — домой…
Долго расспрашивал о целинных делах, попросил рассказать о комбайнах, поинтересовался, есть ли озера в степи и вдруг:
— Вы скоро обратно? Не засиживайтесь в городе. Можете пропустить самое важное для себя. Век жалеть будете. Езжайте, пока не поздно.
К остальным подругам Севочка не пошла, заспешила домой. И дома не лучше. Пусто — мать к портнихе ушла. Села обедать — и отставила тарелку с отбивной. Эх, сейчас бы кислого молочка холодненького, да каравашка кусочек, того, которым дядя Ваня угощал… Непонятная тоска подступила к горлу комом, захотелось разреветься. Показались противными лиловые портьеры на дверях, яркое китайское покрывало на кровати…
А тут, словно на грех, сосед заглянул. Вошел, дурашливо попятился, закричал на всю квартиру:
— Барышня Хныкса прибыли! Вы как, сами, или под конвоем? Много наработали? — насмешливо скривил губы, заерошил короткий ежик черных волос на макушке. — Вот, вот! Опять реветь! И что за характер овечий! — Нахмурился, выслушав, как мать увезла с собой Севочку. Вскипел, ругать начал — Надо было на своем настоять! Не поеду — и точка! Так всю жизнь и будешь за мамочкин подол цепляться?
Севочка опустила голову, слезы глотает.
— Теперь уже поздно…
— Ошибки никогда не поздно исправлять, — и тронул пальцем толстый узел каштановых кос на ее затылке. — Послушай, Севка, не поздно! Давай настоим на своем! Покажем характер…
— Не пустит. Денег не даст!
— В долг полетишь. В Челябинске сдам дружку, доставит в Кустанай, а там и дом рядом. Хочешь? Решайся, пока не поздно….
Мать наотрез отказать отпустить. Ради чего и кого ехать снова на мученье! Дома не плохо! С институтом она постарается уладить, чтобы конфликта не получилось. А впрочем, пусть
