Книга Её семья - Таша Таирова

на Кубу. Адмир к тому времени уже работал, он стал моим личным юристом и помог оформить всё оставшееся после смерти мужа имущество на меня. И эта квартира, и машины, и счета в банке, это всё, что осталось от Афанасия. Всё, что осталось у меня от той жизни.

— А что ты делала на Кубе?

Маргарита подняла брови и пожала плечами:

— Работала, оперировала, много консультировала в Онкологическом центре, в Институте гематологии, госпиталях «Вильям Солер» и «Хуан Мануэль Маркес». Там, где лечили деток с лейкозами. Там-то я и поняла, что винить мне себя не в чем, мы сделали для нашей малышки всё, что нам было доступно. И через три года, когда ко мне пришло это понимание, я вернулась домой, опять устроилась на работу в своё отделение, пахала, ругалась, драла уши своим племяшам, дразнила Адмира. И именно тогда случилась… случилась ты, Настя. И я поняла, что это мой шанс. Что я могу помочь, уберечь, отдать всё, что у меня есть. Что ты моё, понимаешь, моё спасение от депрессии, одиночества, вины. Но я не учла, что ты тоже живой человек, что у тебя есть свои цели, свои желания. Что ты не принадлежишь мне, что ты не моя. Ты наша. Я старалась тебя отпустить, не вмешиваться, не следить, но тут же поминутно пыталась подстраховать, подстелить соломку. Но ты оказалась сильнее меня, Настя. И это тоже радует. Мы больше походим на сестёр, чем на тётю и племянницу. Но я тебя очень люблю. Наверное, так любила я только Лину. — Губы Маргариты вдруг искривились, послышался тихий всхлип, затем по её лицу потекли частые слёзы и она зарыдала. Громко, отчаянно, не сдерживая в себе громкие вздохи, только сглатывая время от времени слёзы. Настя бросилась к тёте, обняла её и зарыдала в унисон. Кто пришёл в себя первым, они так и не поняли, но рыдания стихли, хотя слёзы продолжали сбегать по щекам и щекотливо прятаться где-то на шее. Обе женщины вытерли лица и молча смотрели друг на друга.

— Прости меня, малышка.

— Это ты меня прости. Я накричала на тебя, хотя не имела на это права.

— Глупости, всё нормально. А что у тебя случилось? Ты сегодня какая-то уж очень уставшая.

Настя обняла Маргариту и положила ей голову на плечо:

— Сегодня я немного изменила стратегию работы нашего ресторана, украла у своего начальства почти двадцать минут рабочего времени и заимела себе врага, кажется. И ещё я знаю, кто очень не любит нашу Ларину. И с этим надо что-то делать.

— И кто этот гипотетический смертник и манекен для краш-теста? Могу сказать только одно — он давно уже не жилец и дышит исключительно взаймы: в счёт непогашенного кредита, не выплаченных алиментов и ссуд.

— Не он, Марго, а она. Администратор нашего ресторана Красольская Ирина Михайловна. Ты со мной?

Маргарита хмыкнула и тихо прошептала:

— А то! Как говорила одна моя сокурсница: «Сначала долбани! Потом обоснованье деянью подбери! И помни — ты всегда права!». Есть план?

— Пока не созрел, но мне понадобится твоя помощь? Надо купить кучу игрушек.

— Не поняла.

— Сейчас поймёшь. Но для этого надо иметь трезвую голову, предлагаю бокал вина.

— Согласна. Излагай!

Глава 9

— Если ты сейчас же не спрячешь эту бутылку, мы с тобой упьёмся в хлам, а нам завтра надо в детский магазин идти. Ты представляешь этих двух женщин с перегаром и полной тележкой игрушек?

Марго смотрела на Настю, которая сосредоточенно наливала вино в бокалы.

— Ты о чём? Какой магазин?

— Драсти, — протянула Маргарита и постучала себя по лбу. — Ты же сама мне рассказывала о Павле и о вашем разговоре.

Настя похлопала ресницами и согласно кивнула, затем подпёрла рукой подбородок и задумчиво произнесла:

— Интересно, на что эта мымра рассчитывала, когда мне угрожала, а?

— Кто тебе угрожал? Почему я не знаю? А ну давай сначала!

Настя вскинула руку, но потом махнула и серьёзно заявила:

— Понимаешь, она мне сказала, чтобы я вокруг Павла Андреевича не крутилась. Не, не так. — Настя задумалась и выпалила: — Чтобы жопой не крутила, вот! И ещё о Ларине Бернатовне гадости говорила. Что-то такое о вмешательстве в дела, что её беременные капризы Варягин на первое место ставит, а вот если бы она, Красольская эта, была на её месте…

Марго фыркнула и покрутила пальцем у виска:

— Ха, на её месте! Да Варягин Лару почти восемь лет пас, пока она не согласилась на его предложение. Она и замуж сходила, и развелась, а он всё вокруг неё вился. Как друг, тут ничего не скажешь, никаких любовных интрижек — всё честно.

Настя встала и молча включила чайник, потом заглянула в холодильник, вытащила нарезку колбасы и сыра, поставила тарелки на стол и глянула на часы. Всего два часа ночи. Завтра выходной — имеем право.

— А ты откуда Ларину знаешь?

— Работаем вместе, а до этого учились на одном курсе. Она классный пульмонолог, таких больных безнадёжных вытаскивает. У многих наших пациентов после тяжёлых операций пневмонии застойные развиваются. Лара нашу хирургическую реанимацию консультирует часто. Хирурги любят с ней работать — ничего лишнего, всё по делу, всегда в хорошем настроении, без нытья. Даже когда токсикоз мучил, никто и никогда плохого слова от неё не слышал.

— А ты говорила, что она замужем была. А почему развелись?

— Не просто развелись, Настя, а со скандалом разорвало их семью. На мелкие кусочки и в разные стороны. Чайник закипел, давай лучше чай, а то от кофе никакой бодрости, тахикардия одна.

Настя послушно кивнула и разлила ароматный напиток в чашки, Марго потянула носом и удовлетворённо замычала. Затем откусила большой кусок бутерброда с колбасой и сыром со словами:

— Прощай фигура. До новых встреч. Интересно, сколько калорий сгорает, когда смотришь на себя в зеркало и тяжело вздыхаешь?

Настя прыснула и едва сдерживая смех сделала первый глоток:

— А, горячо!

— Дуй! — тут же отозвалась Марго. — Слушай, а как мы будем с твоей Красольской бороться? Ларке-то ничего говорить нельзя — расстроится, давление скаканёт. А Красольская эта, кстати, с Варягиным давно работает, лет пять, наверное. Когда к Павлу семейное дело перешло, он круто его поднял. Новые кафе открыл, ресторан вот тоже новый навороченный. Красольская когда-то начинала официанткой, потом старшей смены стала, а теперь вот администратором служит. Хватка у неё как у бульдога, работать умеет — этого у неё не отнять. Но сколько я её помню, столько она Павлу намёки