Книга Горный цветок - Алексей Владимирович Высоцкий

хотели говорить.

Только на третий день, когда от стаи Бира осталась лишь горстка бандеровцев, тщетно метавшихся в поисках выхода, пограничники ранили и затем захватили красногубого.

— Чи знаю я вашего Шнырикова? А як же? — злорадно улыбаясь, облизнул языком пересохшие губы бандеровец.

— Что вы с ним сделали? — замер Сергей.

— Що наделали? Ремни резали со спины, звезду на груди, — медленно перечислял красногубый.

— Вы убили его? — не выдержал Сергей.

— Убили?! — переспросил бандеровец. — Он же був мне все одно як кум. Потом Бир распял его! Вы добре поняли — распял! — дико вытаращив глаза, заорал красногубый. — Я бы вас усех… — Он забился в судорогах.

Теперь главной целью пограничников Варакина, преследовавших остатки банды, носившейся по Черному лесу, стало найти человека с пластырем на щеке, о котором рассказал им пленный. Последнюю группу окружили почти у границы. Бандеровцы, не пожелав сдаться, оказывали упорное сопротивление. Через час их осталось двое. Один все же сдался, но второй уходил, петляя по лесу, как заяц. Преследовать его бросились сержант Коробской и Серега Рудой.

Бандеровец был, по-видимому, физически натренированным человеком.

После часа погони сержант Коробской, легко раненный утром, отстал, но Рудой настиг беглеца.

— Стой, сдавайся! — крикнул Сергей, догнав его в чаще леса. В ответ пуля раздробила ветку над его головой.

— Нет, не уйдешь, — шептал пограничник, перебегая от дерева к дереву.

Сергей медленно приближался к стрелявшему. Он понимал, что оуновец начал стрельбу, чтобы передохнуть перед последним броскам, и надеется, пользуясь темнотой, уйти.

Вдали послышался лай собаки. На помощь Сергею опешили товарищи. И сразу впереди за деревьями от громадного бука отделилась тень. Сергей не стрелял, врага следовало взять живым.

— Сдавайся! — повторил он, перебегая к месту, где только что скрывался беглец.

Тень резко метнулась, на ходу полоснув огнем.

«Уйдет!» — оседая, подумал Рудой.

Бандеровец уже достиг опушки, леса и на бегу обернулся. И то, что увидел Рудой, заставило его собрать все силы.

Громадным усилием он поднял ствол автомата и, прижав к животу приклад, нажал на спусковой крючок.

В один звук с автоматной очередью слился сухой выстрел снайперской винтовки догнавшего их Варакина.

Беглец зашатался. Обернувшись, сделал неуверенный шаг навстречу Рудому и упал…

Когда подоспели старший лейтенант Варакин и сержант Коробской, Рудой еще дышал.

— Где он? Ушел? Нет? Это… — Сергей не договорил. Его левая бровь, удивленно приподнятая над глазом, поползла вверх и замерла навсегда. А в десяти шагах от пограничника, раскинув руки, лежал сраженный снайперской пулей бандеровец с пластырем через всю щеку…

Именная застава

…На седой вершине могучей Говерлы стоит человек в белой куртке с зелеными отворотами и сорочке, расшитой бисером. Он зорко смотрит вокруг. На нем зеленая шляпа с еловой веточкой и тяжелые горные башмаки…

Эту легенду вы и сейчас можете услышать в горах Закарпатья. Только теперь седоусый вуйко не скажет, вздохнув, что люди не знают имени «того легиня».

У небольшого села на заставе воздвигнут памятник герою-пограничнику Николаю Ниловичу Шнырикову, шагнувшему в марте сорок пятого в бессмертие…

У каждого подвига, как и у человека, своя судьба. Бывает и так, что иной подвиг долгое время известен немногим.

Долгие годы о мужестве пограничника Николая Шнырикова знали только в отряде, где когда-то служил герой. И молодым пограничникам, начинавшим здесь службу, и всем, кому довелось побывать в отряде, старожилы рассказывали, как пулеметчик ефрейтор Шныриков, прикрыв выход товарищей из боя у деревни Кропавна Выгодского района Станиславской области, тяжелораненым попал в руки врагов, но до конца остался верен присяге…

«…Ваш сын погиб как герой, защищая социалистическое Отечество», — написали в марте 1945 года отцу Николая Нилу Кондратьевичу Шнырикову из части. А сестрам и тете, Анне Матвеевне, на ее письмо, уже не заставшее в живых Николая, ответил Василий Коробской:

«…Сообщаю вам, что Николай в боях за Советскую Родину геройски погиб 25 марта 1945 года. Мы поклялись мстить за него до последней капли крови…»

«…Мы были потрясены этим известием, — написала сестра Николая, Мария Ниловна, которую мне удалось разыскать первой из родственников Шнырикова. — Брат был каким-то особенным. Ему все давалось легко. Он был настойчивый, одаренный. И не по-мальчишечьи ласковый, душевный. Всегда помогал нам, младшим сестрам, и брату Василию. Особенно он любил мать…»

Для того чтобы в деталях описать поиск, начатый в 1963 году, потребовалась бы еще одна такая книга. Чтобы уложиться в небольшом послесловии, буду краток. Застава, где служил в конце войны ефрейтор Шныриков, расположена была уже в другом месте. Но память о герое-пограничнике жива.

Мне и майору Гуревичу показали любовно оформленный альбом — историю заставы. Скупые слова рисуют мужество пулеметчика Шнырикова. Только нового мы ничего не узнали. Нас самих засыпали вопросами: откуда призван Шныриков? Где служил до войны? Где воевал? Пограничники хотели знать о нем все.

— Мы давно просим командование присвоить нашей заставе имя Николая Шнырикова, — говорил, провожая нас, начальник заставы. — Поэтому нам особенно важен результат ваших поисков. Держите нас в курсе.

Еще много раз в те дни заправлялся наш «газик», колеся по извилистым грунтовым дорогам и шоссе. И вот, наконец, первый проблеск. Старшина Подойма — ветеран одной из горных застав — воевал вместе с Николаем Шныриковым в пограничном полку, а затем служил и в отряде. Пограничник рассказывает нам интересные детали службы, называет имена товарищей по отряду.

«Гришин, Кравец, Калин» — записываем мы и снова в путь. Нам удается найти всех троих, но выясняется, что они не были вместе с Николаем Шныриковым весной 1945 года. Зато старые солдаты называют нам имена его близких друзей: сержанта Василия Коробского, сержанта Константина Ильина и задушевного друга — Сергея, фамилию которого никто из них, к сожалению, вспомнить не смог.

Кажется, все, больше в Закарпатье нет известных нам очевидцев и свидетелей подвига ефрейтора Шнырикова. Но неутомимый майор Гуревич находит еще одного.

— Пока только адрес, — говорит майор. — Берегово, улица Ленина, пятьдесят, квартира тринадцать. Это, кажется, в центре. Может быть, он живет еще там? Рискнем! Крюк невелик, а если найдем, будет здорово. Лейбин служил с Николаем Шныриковым. Потом он работал в политотделе отряда. Поехали.

— Нам повезло. Адрес точен. Лейбин — в Берегово. Его сынишка предлагает проводить нас к отцу в военкомат, где трудится сейчас бывший пограничник.

Владимир Захарович Лейбин встретил нас приветливо.

— Скажите, вы знали ефрейтора Шнырикова? — в который раз за те дни задал я вопрос.

— Николая? Конечно знал. Мы служили с ним вместе до последнего дня.

Лейбин рассказал нам о гибели Николая.

— Я мог бы показать вам