Книга Экранный образ времени оттепели (60–80-е годы) - Лидия Алексеевна Зайцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это чувство потребности киноаудитории в подобных сюжетах особенно остро проявилось в картинах военной темы, оно вернуло на экран реального человека, что ещё усилило драматизм трагических событий истории.
Примерно к этому же времени относится одно из лучших стихотворений горевшего в танке поэта-фронтовика Сергея Орлова:
Голос первой любви моей – поздний, напрасный –
Вдруг окликнул, заставил на миг замереть,
И звучит до сих пор обещанием счастья.
Голос первой любви, как ты мог уцелеть?..
Последняя строка завершает каждую строфу, буквально заманивая ворожбой, магией слов:
Над горящей землёй от Москвы до Берлина
Пыль дорог, где отстать – хуже, чем умереть,
И в бинтах все берёзы, в крови все рябины…
Голос первой любви, как ты мог уцелеть?
Какой болью в поэтическом сознании автора переплавлены традиционные лирические образы русского стиха (есенинскую «белую берёзу под моим окном» увидеть в бинтах, а краснеющий перед М. Цветаевой на дороге «куст… Особенно рябина» – в крови)… В бинтах и крови на всём протяжении военных лет экран оттепели отразил зарождение первой любви.
Она согревает юных героев предвоенного поколения в фильме «Дорогой мой человек» И. Хейфица. Нелепо разминувшись буквально накануне войны, герой и героиня (актёры А. Баталов и И. Макарова) на протяжении многих лет ощущают духовное взаимопритяжение. Редкие встречи только усиливают чувство причастности, трагичность времени реализована в событиях, по-разному влияющих на их судьбы. И лишь после множества испытаний, давно прошедшей юности, случайно, наконец, скрестились их судьбы. Повествование о времени, по-своему распорядившемся жизнью людей, автор надёжно положил на жанровые каноны классической мелодрамы.
И в фильме М. Хуциева «Два Фёдора», о котором уже говорилось (вышедшем на экраны тоже в 1958 году), традиционный сюжет – возвращение солдата с фронта – оказывается только драматическим зачином к истории любви (актёры В. Шукшин и Т. Сёмина). Забота Фёдора большого о бездомном мальчишке и естественное стремление создать свой собственный дом, обрести женскую любовь, оказывается, сообщают напряжение событиям обыденной жизни. То есть другого типа мелодрама образует не менее сложную череду столкновений: у каждого из персонажей фильма М. Хуциева своя выстраданная правда, и очень непросто разрубить запутанный психологический узел.
Историю первой любви рассказывают поэтически-напевные построения «Баллады о солдате» и «Альпийской баллады». Они и в названиях перекликаются, обозначая свои жанровые истоки. Здесь, может быть, только ещё предчувствие любви: столько нежности, наивных случайностей, страха за искреннее чувство, так «не ко времени» настигшее героев.
Реальные подробности сюжета-путешествия (а о мифологическом значении образа дороги и дома приходится говорить практически на материале каждого фильма) невольно перекликаются с приведёнными строками С. Орлова: «…пыль дорог, где отстать хуже, чем умереть».
Трагическая концовка «Иванова детства» (1962) тоже становится знаком первого чувства, которое как бы уже в «потустороннем мире» проживает юный герой. Погибший мальчишка (акт. Н. Бурляев) и девочка-подросток гоняются друг за другом на пустом пляже. Только остов обгоревшего дерева напоминает о когда-то живом пространстве. Но именно его мрачная неподвижность говорит о самой, наверное, первой, детской ещё неосознанной радости предчувствия, которое могло бы когда-нибудь стать и любовью.
Характерно, что некоторые фильмы времени оттепели, привлекая сюжетные мотивы «голоса первой любви», испытали отчётливое влияние современной поэзии. Не вдаваясь в подробности этих процессов формирования метаязыка, назовем лишь, в контексте разработки на экране темы зарождения любви, две картины, замысел которых прямо перекликается с произведениями Булата Окуджавы. Это «До свидания, мальчики» (строка одной из его ранних песен, 1966) и поставленная по сценарию поэта на основе его повести «Будь здоров, школяр» картина «Женя, Женечка и „катюша“» (1967). В них явственно преобладает авторское, поэтическое начало.
Отдельно, особняком надо выделить фильмы, в которых показана разрушительная для духовного мира человека трагичность войны. К «Иванову детству» А. Тарковского в этом смысле по-своему примыкают картины «Крылья» (1966) Л. Шепитько и «Белая птица с чёрной отметиной» (1970) Ю. Ильенко.
Юность Надежды Петрухиной («Крылья», акт. М. Булгакова), искренняя и безоглядная любовь совпали с войной. Военная лётчица, она потеряла любимого в одном из воздушных боёв. Так страшно смотрятся кадры горящего истребителя! Это ведь на её глазах падает не просто подбитый самолёт, это умирает любовь… Оставшаяся жить Петрухина – с золотой звездой на груди, с победными фотографиями в местном музее славы – женщина духовно уничтоженная. Не способная не только ещё кого-то полюбить. Ей найти контакт с окружающими ой как непросто. Дотла сгоревшая душа не в силах согреть даже близких, ищущих её внимания людей. И сама она становится как бы лишней среди живущих рядом. Метафорой обретения героиней утраченной гармонии с людьми становится финал ленты, когда тоскующая только по небу Петрухина садится в учебный самолёт и как бы взлетает. Хотя по всему видно, что молодые курсанты подкатывают учебный истребитель к ангару.
Ещё горше звучит тема вконец загубленной любви у Ю. Ильенко. Жизнь в ситуации смертельного противостояния, в сущности, близких людей («Белая птица с чёрной отметиной») превращается в бессмысленное и безжалостное уничтожение не только человека, но и самых естественных чувств и отношений. На территории маленького села, в пространстве одной, казалось бы, семьи возникают жестокие конфликты, убийства, гибель всего, что могло бы подарить жизнь. И какая-то там «чёрная отметина» вынуждает человека крушить всё вокруг, практически никому не оставляя надежды на возрождение.
Образ войны на экране оттепели по-своему воссоздан памятью каждого из переживших её поколений. Это принципиальный момент для кинематографа 60-х, обозначивший довольно заметные оттенки в подходе к ставшей уже традиционной теме. Однако в ходе реализации памяти о ней вдруг оказалось, что едва ли не центральным сюжетным мотивом стало чувство, духовно обогащающее человека, – любовь. Или катастрофическое её разрушение.
Подобная «вневременная» точка отсчёта существенно повлияла на принципы и приёмы формирования сюжета большинства фильмов. Ослабевает конструкция традиционной формы – моносюжет с центральным героем, совершающим знаковый поступок. Постепенно осваиваются более свободные композиции.
На Западе такие тенденции назвали дедраматизацией. У нас они отразили своеобразие подхода к материалу войны, стали откликом художественной системы на усиление авторского начала,
