Книга Перипетии. Сборник историй - Татьяна Георгиевна Щербина

кремово-белые, цвета мраморной статуи. И только я это отметила про себя, как он предложил пойти в кофейню и выпить по чашке горячего шоколада.

– Как выставка? – спросил он, надевая на ходу куртку.

– Не знаю, художественные фотографии, конечно, не должны быть как рекламные открытки, но все же Греция тут неузнаваема. Такое можно снять в любом городе мира: и негров, торгующих контрафактом, и бродячих собак, разве что ослики…

– Ослики, да. Они не разговаривают, только наблюдают. Зашлем тебя наблюдателем.

– А смысл? Посторонним демонстрируют либо как должно быть, либо как не должно, какая из меня «скрытая камера», я же не невидимка!

– Все продумано, – деловито заявил Платон. – Мы превратим тебя в зверушку, и ты незаметно будешь прокрадываться туда, где происходят все эти зависимости, безумия и страхи. Только зверушка должна быть совсем маленькой, не чихать и не кашлять, не жужжать и не шипеть.

– Превратить меня в таракана?

– Зачем же в таракана? Его и раздавить могут, и отравы насыпать, насекомым наблюдателем быть опасно. Комара прихлопнут, бабочку прикнопят – нет, с незаметностью плохая идея. Незаметным быть хорошо до тех пор, пока тебя не заметили, а если заметят – уничтожат не задумываясь. В России, я имею в виду.

– А незаметного могут на цепь посадить, в темную комнату запереть, на улицу выкинуть, да просто шею свернуть по пьяной лавочке, – возразила я. – Если думать про Россию. Но ведь лучше не думать, согласись, Платон!

– Ладно. Отвергаем Кафку с жуками, Набокова с бабочками, Гофмана с котом, а как насчет Апулея с ослом? Да, карликовым осликом, размером с кошку, быть выгоднее всего! Ослиная шерсть гипоаллергенна, питается ослик капустой и морковкой, они хоть и подорожали, но дешевле всего остального…

– Э, э! Какая морковка! Я не согласна, мне нужна еда так еда, и десерт, и пирожок иногда.

– Тебе полезно посидеть на диете, – цинично заявил Платон, оглядывая меня. – В августе, конечно, могут возникнуть проблемы – заготовят сена и будут им кормить целый год. Но мы завершим проект раньше.

– Это кто это меня сеном будет кормить?

– Никто, я же сказал. Отдам тебя в одну семью. Там всего навалом, всех проявлений, потому что семья большая и гостей много. Поживешь у них месяц, а потом я тебя заберу.

– Меня? А ослик что же?

– Так ты и будешь осликом.

Понятно, что это была шутка, но такое начало диалогов показалось мне совсем не похожим на того, настоящего Платона. Тот был серьезным. Визитку свою все же дала. Я всем их даю, кто просит телефон, потому что у меня их много.

Платон позвонил вскоре и предложил встретиться.

– Холодно сейчас, – отнекивалась я, – вот потеплеет…

– А я тебя заберу на машине у подъезда. Поедем в таверну.

– Ой, греческие рестораны в Москве плохие, они везде, кроме Греции, плохие, – продолжала отнекиваться я.

– А этот один, тайный, такой же, как на Пелопоннесе. Или на Крите.

Тайный ресторан? Я издавна знаю, что когда что-то имеет гриф «тайного», от этого нужно отказываться без раздумий. Тайны можно добывать только самому. Но я же просила Зевса, и это как бы он отвечает. Да, Зевс? Зевс молчал.

– Идти?

И он сказал: ναι, нэ, то есть «да» по-гречески. Или это было русское «не»?

За окном пошел густой снег, и я вспомнила, что все снежинки, какими бы разными они ни были, – шестиугольные.

После этой небольшой паузы я спросила:

– А как называется тайный ресторан?

– «Экзи», – ответил Платон. – По-русски «шесть».

– Почему?

– Потому что там столики шестиугольные.

Это показалось мне знаком, что надо соглашаться.

Машину Платона припорошило снегом, как и все вокруг, снежинки несли с собой некоторое потепление. Мы приехали в Греческий культурный центр. Ресторан оказался небольшой комнаткой внутри него, столовой, украшенной по стенам яркими тарелками национальной керамики и большой фотографией самого красивого места на свете – городка Ия на острове Санторини. Шестиугольных столов было всего три. Платон заказал бутылку немейского вина (а в Москве его нигде не продают), домашний лимонад, гаврос, цацики, осьминога на гриле, жареный сыр халуми, креветки саганаки, мусаку.

– Куда столько!

Но Платон сделал жест рукой – не возражать.

Хотелось пить и есть. И я жадно приступила. Попутно, поддерживая разговор, спросила:

– А чем ты занимаешься, Платон?

– Как чем? Ты что, не помнишь? Все тем же.

Мне стало неловко, наверняка ведь и вправду мы когда-то общались, и я знала, кто он, а теперь не могу вспомнить.

– А где работаешь-то? – решила я зайти с другой стороны.

– Да ничего с тех пор не изменилось, – Платон пристально посмотрел на меня, подливая вина и лимонада.

Я перевела взгляд на бокал и сразу сделала два больших глотка. Не окосеть бы.

С тех пор, с каких же? Так прямо и сказать: не помню. Правда, тогда получится, что я пошла в ресторан с совершенно незнакомым человеком. Сегодня он выглядел торжественно, в белой сорочке, золотистом галстуке и светло-сером костюме.

– Мы же целую вечность не виделись! – нашла я выход из положения.

– Ну да, несколько тысяч лет, – буркнул Платон, не отрываясь от осьминога. – Жестковат, поставлю им на вид.

Вдруг дверь открылась, и в комнату вошел хорошо знакомый мне человек, которого я никак не ожидала здесь увидеть.

– Еле нашел вас, – сказал он, стаскивая с головы шапку и расстегивая тулуп. Снежинки летели во все стороны.

– Леша! – хотела воскликнуть я, но звук вышел нечленораздельным. Мы вообще-то никогда не дружили, хотя знакомы множество лет и пересекаемся то там то сям.

Вдруг он пошел прямо на меня, нагнулся и умильно проговорил:

– Какая прелесть!

Это была необъяснимая наглость, я вскочила, хотела возмутиться, но что-то было не то.

Он гладил меня по голове, по спине, заглядывал в глаза, хватал за подбородок, но со мной что-то произошло – сопротивляться не получалось, говорить не получалось вовсе.

– Платон Георгиевич, честно говоря, я не поверил, когда вы предложили мне карликового ослика, он восхитителен. И шерсть такая блестящая, золотистая, и весь как маленький песик. – Тут он сел и взял меня на руки. – Ласковый?

Меня распирало от гнева и непонимания, хотя я уже видела эту шерсть, копыта, свисающие длинные уши и чувствовала, что помещаюсь на коленях Леши, как бы уменьшившись в несколько раз.

– Ой, он лягается, – испугался Леша.

– Это она, а не он, – поправил Платон. – Ей нужно привыкнуть к новым людям, животное деликатное, его нужно любить, заботиться, и все будет хорошо.

– Мама умеет. Надеюсь, ей понравится. Голову сломал, что ей подарить на юбилей, все же такая дата, если б не встретил вас,