Книга Электрический идол - Кэти Роберт

до сих пор, служит тому явным доказательством. Тогда привлечь людей на нашу сторону, заставить их поддерживать нас, будет проще простого. Если кто-то причинит нам вред, в Олимпе вспыхнет бунт, и даже Тринадцать не смогут его подавить. Они будут вынуждены отвечать на неудобные вопросы о том, что происходит вне поля зрения общественности, а этого не хочет никто.

Даже Афродита.

Да, план может сработать. Остается только одна проблема. Я поджимаю губы и задумчиво смотрю на Эроса. Он привлекателен, но источает ауру опасности, которую не может развеять даже его внешность.

– Никто не поверит, что ты потерял голову и женился после бурного романа. Ты слишком холоден. Не играешь с прессой по правилам, за что она тебя недолюбливает.

– Я не играю по правилам, потому что это скучно, а не потому, что не могу.

Он уверен в себе, и я почти верю ему, но могу назвать с полдюжины вариантов, как наш план может провалиться. Знаю, что смогу притворяться. Я занимаюсь этим с тех пор, как моя мать стала Деметрой и заставила нас оставить безмятежную сельскую жизнь и перебраться в змеиное гнездо, которое представляет собой Олимп.

– Докажи.

Перемена происходит почти мгновенно. Эрос улыбается, и возникает ощущение, будто солнце выглянуло из-за облака. Улыбка согревает его взгляд и озаряет лицо. Он наклоняется над столом и берет меня за руки.

– Я люблю тебя, Психея. Давай поженимся.

По моему телу бегут мурашки, сердце ускоряет ритм, и я слышу стук в ушах. Даже зная, что это притворство, не могу контролировать свою реакцию.

– Думаю, сойдет, – говорю еле слышно.

Он немедленно меняется, холодность возвращается в его взгляд.

– Как и сказал, я могу притворяться.

Мне не хочется этого делать, но приходится выбирать между плохим и худшим вариантом. А значит, у меня вообще нет выбора. И все же не могу не спросить его:

– Зачем тебе это? Почему просто не сделать то, чего хочет твоя мать?

– В отличие от своей матери я в состоянии отбросить эмоции и подумать логически. – Я готова расхохотаться от этих слов. Не могу представить, чтобы Эрос вообще испытывал эмоции. Он продолжает, внимательно за мной наблюдая: – Твоя мать слетит с катушек, если с тобой что-нибудь случится, перевернет город вверх дном, пока не найдет виновного. Существует вероятность, что она все же поймет, что след ведет ко мне. А это ничего хорошего мне не обещает.

Когда он это говорит, я начинаю понимать. Возможно, ему не под силу остановить свою мать, но он отдает себе отчет, что именно ему придется расплачиваться за последствия, если доведет дело до конца.

– Это единственная причина?

Он отводит взгляд, и это показывает, что он, возможно, не полностью владеет собой.

– Совести у меня нет, так что не выдумывай глупости.

– Конечно, – бормочу я.

– Паршиво поступать так с тобой после того, как ты мне помогла. – Он говорит так тихо, что его слова почти теряются в шуме бара.

Не могу решить, становится ли от его признания ситуация лучше или хуже. Очевидно, что не могу использовать его слова в качестве рычага давления, раз он так ясно выразил свои намерения. Неважно, что он считает такой поступок паршивым, он все равно его совершит. Я вздыхаю.

– Я соглашусь только при одном условии.

– Похоже, у тебя сложилось ошибочное впечатление, будто тут есть о чем торговаться. – Страх сдавливает мне горло, но я преодолеваю себя. Не могу позволить страху управлять мной. У меня есть лишь один шанс, и я должна получить от Эроса все возможные обещания.

– Мы оба знаем, что есть.

После долгой паузы он смотрит на меня и наклоняет голову.

– Какое у тебя условие?

– Ты не причинишь вреда моей семье. Ни сестрам. Ни матери. Я не стану уклоняться от этой пули, чтобы она угодила в кого-то из них.

Он колеблется, но, в конце концов, кивает.

– Даю тебе слово.

Не знаю, достаточно ли этого, но непохоже, что могу составить контракт и…

К слову о контрактах. Черт.

– А еще мне нужен брачный контракт.

– Нет.

Через два года мне исполнится двадцать пять, и я получу доступ к трастовому фонду, который для меня открыла бабушка. На нем немалая сумма – люди убивали и за меньшее. С другой стороны, на имя Эроса наверняка тоже открыт подобный фонд. Всем известно, что своим состоянием Афродита может соперничать даже с Посейдоном. Одно из преимуществ ее титула в том, что деньги числятся за Афродитой, а не за носительницей титула. Но последние три женщины, ставшие Афродитой, позаботились, чтобы их дети были обеспечены, и нет причин считать, что эта Афродита поступила как-то иначе.

– Почему нет?

– Потому что у нас бурный роман, а людям, которые настолько влюблены друг в друга, что готовы в любой момент броситься к алтарю, не хватит ума заранее составить брачный контракт.

Черт побери. Он прав.

– Ладно.

– Если все решено, идем. – Эрос встает из-за стола и протягивает мне руку. – Моя машина припаркована у черного хода.

Я осторожно беру его за руку и поднимаюсь из-за столика. Жду, что он отпустит меня, но он переплетает наши пальцы и ведет к темному прямоугольнику в конце зала. Когда мы подходим ближе, тот превращается в выход. И только когда мы идем по тускло освещенному узкому коридору и проходим через грязную заднюю дверь, я осознаю, что это может быть ловушка.

Я упираюсь, но Эрос с легкостью тащит меня за собой. Он сильнее, чем кажется. Паника поднимает уродливую голову, и я пытаюсь совладать с дыханием.

– Эрос…

– Я дал слово, Психея. – Я вдыхаю морозный ночной воздух. Земля оказывается скользкой, но, похоже, его это совершенно не беспокоит. – Знаю, что для большинства людей оно ни черта не значит, но значит для меня.

Видимо, я не усвоила урок, потому что искренне верю ему. Хотя знаю, что он умеет правдоподобно лгать, но странного выражения, которое появилось на его лице, когда сказала, что верю ему, достаточно, чтобы убедить меня, что он говорит правду.

Я сделала выбор. Хотя это сложно назвать выбором, но буду его придерживаться. Но только когда сажусь на пассажирское сиденье его модной спортивной машины, окончательно понимаю, на что согласилась.

Я поднимаю взгляд на Эроса, который заводит двигатель.

– Мы никому не можем рассказывать правду.

– И кому бы я рассказал? – Он говорит так небрежно, будто очевидно, что у него нет близких людей, которым он захотел бы доверить правду о том, что происходит на самом деле. Знаю, у него нет братьев и сестер, но друзья