Книга До Библии. Общая предыстория греческой и еврейской культуры - Сайрус Герцль Гордон

явно просматривается из согласованности в количестве конкретных эпизодов, не просто из общей, всеохватывающей схемы, по которой построены обе поэмы.

Гильгамеш был царем бесподобного города Урук, которым он правил не только с гордостью, но и тиранически. Подобно Ахиллесу и Гераклу, Гильгамеш был смешанного божественного и человеческого происхождения. Как богиня Фетида родила Ахиллеса, так и богиня Нинсун родила Гильгамеша. Эти герои-люди, рожденные богинями, хорошо известны, но по какой-то странной причине подобное не приходило в голову библейским богословам.

Из-за тирании Гильгамеша народ Урука взывал к богам о помощи. Боги приказали богине Аруру сотворить существо, которое отвлекло бы Гильгамеша от притеснения своего народа. Поэтому она отщипнула кусок глины, разровняла его и «вылепила из него героя Энкиду» — могучего, с телом покрытым шерстью и с длинными, «как у женщины», волосами на голове.

Идея сотворения из глины широко распространена. Египетское искусство часто изображает бога Хнума лепящим человека, как скульптор делает фигурку из глины.

Длинные волосы Энкиду появляются на некоторых цилиндрических печатях, подтверждая его идентификацию в месопотамском изобразительном искусстве. Акцент на длинные волосы здесь следует сравнить с минойскими изображениями мужчин. Во время «героического века» Израиля со времени патриархов через правление Давида наблюдается такой же акцент на волосатости героев мужского рода. Могучий Исав был рожден «красный, весь как кожа (шкура. — Ред.) косматый» (Быт., 25: 25) — два верных признака, что ему было суждено стать сильным человеком. Сила Самсона зависела от его семи кос на голове — подгонка под микенский стиль его филистимлянской среды. Последняя ссылка Ветхого Завета на длинные волосы героев относится к царствованию Давида, для сына которого Авессалома длинные волосы оказались роковыми — «запутался волосами своими в ветвях дуба, и повис между небом и землею, а мул, бывший под ним, убежал» (2 Цар., 18: 9). Есть и другие ссылки на волосы еврейских героев, но все они относятся к «героическому веку» и резко обрываются после царствования Давида. Та же отличительная черта имеется и в гомеровском эпосе, в частности в эпитете «кудреглавые данаи» (2: 65).

Энкиду жил с дикими животными, как друг, как с равными себе, защищая их от охотников. Чтобы оторвать его диких животных и очеловечить, чтобы он мог встретиться с Гильгамешем в Уруке лицом к лицу, отец одного охотника (которому Энкиду очень вредил, ломая ловушки, засыпая ловчие ямы и уводя зверей) надоумил своего сына пойти к Гильгамешу и посоветовать ему приказать послать блудницу по имени Шамхат с целью перевоспитать Энкиду и изменить его образ жизни. И в один из дней, когда Энкиду подошел к артезианскому колодцу вместе с животными, в засаде его поджидали посланные Гильгамешем охотник и Шамхат. Охотник сказал:

«Вот он, Шамхат! Раскрой свое лоно,

Свой срам обнажи, красы твои да постигнет!»

Раскрыла Шамхат груди, свой срам обнажила,

Распахнула одежду, и лег он сверху,

Наслажденье дала ему, дело женщин,

И к ней он прильнул желанием страстным.

Шесть дней миновало, семь дней миновало —

Неустанно Энкиду познавал блудницу,

Когда же насытился лаской,

К зверью своему обратил лицо он.

Увидев Энкиду, убежали газели,

Степное зверье избегало его тела.

Вскочил Энкиду — ослабели мышцы,

Остановились ноги, — и ушли его звери.

Смирился Энкиду, — ему, как прежде, не бегать!

Но стал он умней, разуменьем глубже,

Вернулся и сел у ног блудницы,

Блуднице в лицо он смотрит,

И что ему скажет блудница, — его слушают уши.

Блудница ему вещает, Энкиду:

«Ты красив, Энкиду, ты богу подобен, —

Зачем со зверьем в степи ты бродишь?

Давай введу тебя в Урук огражденный,

К светлому дому, жилищу Ану,

Где Гильгамеш совершенен силой

И, словно, тур, кажет мощь свою людям»[17].

Весь в нетерпении и полный самоуверенности, Энкиду готов идти в Урук и даже соперничать там с могучим Гильгамешем, но Шамхат, перед тем как им направиться в город, напоминает Энкиду об исключительной силе Гильгамеша.

Тем временем Гильгамеш узнал во сне о прибытии Энкиду. В своем сне Гильгамеш рассказывает матери, что не может поднять «его» или отодвинуть, хотя он и «прилепился к нему, как к жене». Нинсун истолковывает значение сна: «Тот, что явился, как небесные звезды, что упал на тебя, словно камень с неба… я же его сравняла с тобою — сильный придет сотоварищ, спаситель друга, во всей стране рука его могуча, как из камня небес, крепки его руки, — ты полюбишь его, как к жене прильнешь ты, он будет другом, тебя не покинет — сну твоему таково толкованье». Тогда Гильгамеш говорит, что далее во сне он видел, что «в огражденном Уруке топор упал, а кругом толпились: край Урука к нему поднялся, против него весь край собрался, народ к нему толпою теснится, — полюбил я его, как к жене прилепился, и к ногам твоим его принес я, ты же его сравняла со мною». И снова Нинсун, мать Гильгамеша, толкует его сон: «В том топоре ты видел человека, ты его полюбишь, как к жене прильнешь ты, я же его сравняю с тобою — сильный, я сказала, придет сотоварищ, спаситель друга…» Подобные вещие сны типичны для древних документов Ближнего Востока. Сны Иосифа, где члены его семьи вначале представлены снопами, а потом в виде небесных светил; и сны фараона, где тучные и тощие коровы толковались как годы (затем годы символизировались колосьями) (Быт., 41: 1–7) — это все знакомые примеры двойственных снов. Через всю древность сны рассматривались как божественные послания, которые, если их правильно истолковать, раскрывали божественные планы и течение будущих событий.

Тема братства проходит сквозь весь древний ближневосточный (а также индоевропейский. — Ред.) эпос. Глубокая привязанность, существовавшая между Гильгамешем и Энкиду, имеет параллели с дружбой Ахиллеса и Патрокла или отношениями между Давидом и Ионафа-ном. (В таких банальных темах важен не сам предмет обсуждения, а его включение в эпический репертуар, являющийся высокоизбирательным.)

В Уруке Гильгамеш и Энкиду схватились друг с другом в схватке и произвели друг на друга такое впечатление, что между ними завязалась дружба, целью которой стало изгнание зла с лица земли. Поскольку зло представлялось в облике драконов, то у героев было полным-полно работы, и Гильгамеш отвлекся от своих жестких методов руководства в отношении подвластного народа.

Первый подвиг двух друзей-героев ознаменовался ликвидацией злого дракона Хумбабы. Энкиду пытается отговорить Гильгамеша от опасного поединка, но Гильгамеш