Книга Магнитная буря - Хьюго Гернсбек

Но покинув лабораторию, я задумался о человеке, который коллекционировал эмоции своих коллег с такими скудными извинениями, и который мог подумать, что эта ужасная сцена просто прекрасный образчик стиля. Я согласился с Пейджем с исторического факультета, который сказал мне на следующий день:

– Мурта, черт его побери, на мой вкус слишком погружен в науку. Он сказал мне, что жизнь – просто форма энергии. Я встречал людей, которые говорили, что они механицисты, но я никогда не встречал человека, который действовал так же механически, как Мурта!

Я рассказал о своем опыте прошлой ночью, и Пейдж усмехнулся.

– Это именно то, что рассказывал Арчер… и Карди… и еще несколько человек.

Во всяком случае, он был беспристрастен. Он относился ко всем нам одинаково и скорее как к лабораторным животным. Он нашел меня и стал самосовершенствоваться в электротехнике со всей серьезностью, но так и не смог научиться человечности. Я не мог не понять, почему он хотел, чтобы я был рядом с ним, вероятно, в основном из-за того, что я знал об электротехнике то, что ему требовалась. У него не было такта или интуиции, которые могли бы скрыть его эгоизм, он едва знал, как сделать общение приятным. Поэтому наше сотрудничество так и не перерастало в дружбу.

Подробнее о профессоре Мурте, странном ученом

КУПИВ БИЛЕТЫ НА симфонический концерт, я пригласил Мурту поехать с миссис Харви и мной, но он извинился и отказался. А когда мы вернулись домой, мы увидели огни, горящие в его лаборатории. Я взял его с собой на одну из вечеринок в среду, где собрались сотрудники факультета, в клубе. Но он, сославшись на незнание карточных игр, рано сбежал и больше никогда не появлялся. Он даже избегал бейсбольных игр. Возможно, это происходило отчасти от застенчивости и страха перед человеческими контактами, частично от гордости и высокомерной исключительности, но главным образом, я думаю, из-за искреннего энтузиазма к своим исследованиям.

Я немного изучил его историю, пока мы работали вместе. Его послал в медицинскую школу богатый дядя – он приобрел любовь к научным исследованиям и достаточно преуспел в своих занятиях, чтобы получить свою степень – провел несколько лет в качестве врача общей практики в деревне, уделяя как можно меньше внимания своим пациентам, и сердечно не любил большинство из них – и внезапно обрел богатство после смерти дяди. Свободу и досуг он использовал для научной работы, и он был уже знаменитым человеком, когда Джедни познакомил нас. Мурта был двойственной натурой – дерзким и агрессивным в своей работе, тщательным, терпеливым и точным, но застенчивым, неловким, неумелым в повседневных делах.

Лишь однажды я обнаружил у него свидетельство настоящих эмоций, когда оратор на вступительной лекции для первокурсников отдал дань науке.

Это было достаточно обычным делом. Хаксли сказал все это лучше, много лет назад; но я случайно взглянул на Мурту и был поражен, увидев, как сияют его глаза. Мы столкнулись в толпе, на выходе из аудитории, и он, почти затаив дыхание, сказал мне:

– Разве это не здорово? Есть человек, который действительно видит, Харви! Он знает! Наука – это пища и питье, это отдых и работа, это сама жизнь моя! Вы, люди, которые могут работать и останавливаться… – начал он, потом покраснел и ушел.

У меня не хватило смелости последовать за ним и указать, что оратор был политиком, профессиональным оратором, который не знал ни науки, ни ученых – просто зарабатывал рейтинг.

Но Мурта был искренен. Есть люди, которые могут любить абстракцию сильнее чем себя, при том будучи эгоистами. Он был из этой породы. У него были свои ограничения. Даже воспоминания о его трагической гибели не уничтожили общего удовольствия от его ответа, когда кто-то спросил его о льве Люцерна.

– Я ничего не знаю о зоологии, – сказал он.

Однако в своей лаборатории он был вдохновенным как великий актер. Моя собственная работа была на одном из этапов рутинной проверки, важной во всех исследованиях, но оставляющей разум свободным. Дерзкие гипотезы Мурты привлекли меня. Мне он не нравился, но проблемы, которые он предлагал решать, были очень интересны.

Эксперименты по вивисекции – селеновая сетчатка

В ТЕЧЕНИЕ ОСЕНИ мы восстановили зрение слепому кролику. Студент по имени Винтон вызвался добровольцем для эксперимента, но мы были не уверены, как напряжение, которое мы использовали, повлияет на нервную систему, и решили сначала попробовать с кроликом. Я не наслаждался ослеплением бедного маленького зверя – оно мне очень неприятно напоминало маленького принца Артура в его терпеливой беспомощности – но Мурта была бодр и не стеснялся. С селеном в качестве основы искусственной сетчатки мы смогли заставить существо повернуться к свету и даже следовать за электрическим фонариком по темной комнате. Позже мы планировали провести тесты с Винтоном, который сможет описать свои ощущения.

Поэтому зрительные исследования были отложены, и мы приступили к слуху. С помощью серии резонаторов Гельм-гольца мы построили искусственные уши, настроенные на две октавы, и только закончили их, когда удача благоволила нам. Случай с трепаном в больнице Фэйрчайлд дал Мурте возможность установить свои электроды прямо на обнаженный человеческий мозг, передавая звук по его проводам, направленным прямо в центр сознания. Для меня это было сверхъестественно – хотя это не было ничего из того, что последовало позже.

Возможно, его триумф в этом деле и подал ему его ужасную идею. Во всяком случае, он работал интенсивнее, чем когда-либо, и почти не тратя времени на еду и сон. В тот год у него был только один продвинутый курс, и никакой элементарной работы, так что почти весь день (и ночь) принадлежали работе, которую он любил. Кроме того, таков был наш прогресс, что он мог продолжать только с редкой помощью от меня.

Это было удачно, поскольку я был назначен сопровождать полярную экспедицию Фрейзера во время полета на север в следующем апреле. Мы хотели повторить исследования полярного сияния, проведенные Вегардом и Макленнаном, и выяснить, что еще может быть интересным в области полюса. Я готовился передать свои исследования кристаллов доктору Марлингу, который также взял мои лекции и мои административные обязанности. Мне было необходимо начитать много материала и проконсультироваться с людьми из отдела астрономии и отправить письма другим физикам, чтобы быть готовым. Но я нашел время, чтобы присутствовать, когда Мурта провела предполагаемый эксперимент с Винтоном.

Блестящий студент, страдающий от слепоты. Эксперименты с его глазами

ВИНТОН БЫЛ СЛЕП, но был блестящим студентом, преуспевал по большинству предметов, несмотря на свой недуг. Наблюдая за тем, как он идет по улице, можно было подумать, что он может видеть так же, как и любой другой. На его лице был странный пятнистый шрам, без которого он был бы красив. В выражении его лица не было той потерянности, которая обычно отмечает слепого. Он выглядел чистым, молодым и порядочным, и он был – таким, какие заставляют меня получать удовольствие от работы преподавателем.