Книга Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям - Станислав Симонов

…Я себе много есть в тюремной системе не позволяю. Быстро привыкнешь, а дальше этап. А там хорошо, если есть дадут. Могут одну селедку кинуть — и все. И воды кот наплакал. На всех. И в туалет не допросишься. А если еще вологодский конвой попадется — пиздец! А могут и год катать, и два. Есть такие случаи, что спецом весь срок на колесах. Так что нужно уметь голодать. Сколько? Ну, пока ситуация не устаканится, пока в зоне не осядешь. А там уже проще. Хотя опять же, какая зона попадется. В иной за вот такую пайку хлеба, — и бывалый рукой показал на стандартный кусок хлеба, — в жопу с радостью дают. Если бедная зона, если грева с воли нет, да еще и нерабочая — приплыл. Дадут баланду, а там в мутной воде один капустный лист плавает. И все! Не разжиреешь! Это хорошо, если с воли помощь есть. Тогда еще как-то можно протянуть. А у многих на воле никого. И ждать помощи неоткуда. Представляешь, отсидел человек десять лет, всех близких потерял. Жена ушла, мать, отец умерли. А тебя второй раз взяли. И что? Все. Квартиру, если была, уже прибрали доброхоты. Имущество ушло давно. Помощи нет и ждать не от кого. Есть, конечно, умельцы — руками работают. Или «заочниц» заводят. Ведь не от хорошей жизни. А «заочница» — это хоть какая-то поддержка. С поддержкой с воли не пропадешь по-любому. Но это не у всех. Так что в основном нищееб на нищеебе сидит и нищеебом погоняет. А если еще зона «красная» — все: сломают, убьют, здоровье отнимут. Так что тюрьма и зона — это две особые планеты. Типа Марса и Венеры.

С такой заточкой (лицо) тебе десятку дадут — не меньше.

Боже! Вырви меня из цепких лап правосудия!

Жизнь человека на ОК (Общий корпус) напоминает поездку в переполненной электричке. Чтобы продвинуться на пару шагов, надо лавировать среди людей, занятых каждый своим делом. В таких условиях всякий вынужден чем-то себя занимать. Подавляющее большинство курит, как перед расстрелом. Тот, кто не курит, ищет, с кем можно покурить одну сигарету на двоих или стрельнуть, если повезет, целую сигарету для себя. Половина либо что-то жует, либо готовит себе пищу. Прием пищи заканчивается только перед проверкой и во время нее, зато после проверки на еду набрасываются с диким аппетитом. Когда заканчивается прием пищи (а это, повторюсь, у всех индивидуально), начинается употребление чая (в системе чай называется купец) или чифира. Гул в помещении даже не стоит, а висит практически круглосуточно. Если вдруг ночью «хата поймала тишину» (техническая необходимость для функционирования «дороги»), тут же просыпаешься. Тишина в хате не предвещает ничего хорошего. Затишье перед бурей.

О чем говорят? Да обо всем. Но о чем бы ни говорили, в результате все сводится к делюге. Когда заканчивается разговор о своем уголовном деле, сползают на тему машин, спорта и обязательно о «пизде и пряниках». Любой разговор о делюге сводится к очередному вербальному подтверждению своей полной невиновности, в крайнем случае, если преступление явное, к его абсолютной недоказанности и, как следствие, к беспределу мусоров-пидарасов. Тема мусорского беспредела — третья по счету после темы «пряников и пизды». Во время юридических разговоров делаются самые радужные предположения о выходе из создавшегося положения и освобождении. Главная мечта — выход на суде. Вот-вот суд, а там ввиду полной «шляпы» по делу «нагонят» прямо с зала заседания. И самая сладкая и трепетная тема — грядущая амнистия. Тут мнения расходятся: одни говорят о возможной «золотой» амнистии, ну, как в пятьдесят третьем году, или такой, которая непременно затронет всех тяжелостатейников (это если больше десяти лет срока). А вот этих-то «пассажиров», «военнопленных», которые тусуются на «вокзале», вообще пачками «нагонять» станут. При этом мусолят слухи, что на «Пресне»-де один баландер самолично видел гуиновского генерала, раскладывавшего карточки, — то есть уже начали подбор тех, кто, сто пудов, подпадет под амнистию. При таких слухах мрачнеют только те, кому светит ПЖ (пожизненное). Такие граждане крайне громко и свирепо рассказывают о мусорском беспределе в «красных» зонах и шепотом делятся друг с другом возможными вариантами своей дальнейшей судьбы в случае начала гражданской войны или при ядерном ударе. Потом, как правило, все дружно употребляют чифир, и общение, совершив вербальный круг, возвращается к «пряникам».

Мусорской беспредел — важнейшая тема в жизни зека. Тут есть масса нюансов, и всегда есть о чем поговорить. Тюрьма отличается от тюрьмы, регион от региона, тюрьма от зоны. Опять же зоны разнятся по цвету и по регионам. И у всех своя специфика.

Всем понятно, что «черный ход» лучше «красной зоны» — разница в нюансах и составляет суть разговоров. Например, как именно бьют или как шмонают. И обязательно при этом подчеркиваются непроходимая тупость мусоров и смекалка и выдержка зеков. «Козлов» не любят, их поступками, их существованием дружно возмущаются даже те, кто завтра добровольно станет «козлом». Семья и воля — тема трепетная. Люди мужского пола делятся на гондонов штопаных и настоящих парней, а бабы — на блядей и шлюх (их большинство) и верных жен, подруг и матерей — это святое, теплое, светлое, единственное радостное. Детьми, как правило, гордятся и желают им самой лучшей доли.

Помимо внутреннего разделения на гондонов, пропидоров и настоящих парней, люди делятся на терпил, коммерсов, стремяг, воров, братков, мусоров и синяков. Мусоров и синяков априори не любят: что с них поиметь? Ясно, нечего. От первых жди неприятностей, а от вторых и ждать-то нечего. Терпилы почти все, как правило, пидоры и гондоны, а коммерсы могут стать источниками новых жизненных средств, хотя, если внимательно на них посмотреть, все они тоже гондоны и пидоры.

Нововведения в поведении и внешности здесь не приветствуются. Чрезмерная болтливость — тоже. За внешний вид запросто могут в разговоре сделать человека пилоточником, лизуном или самососом, а уж за серьгу в ухе в перечисленном ряду можно оказаться легко. Расправе и «определению места» предшествует ласковый и проникновенный разговор о семье, жене и сексе. Если во время этой задушевной беседы слышат то, что хотят услышать, следует радостный вопль и человека определяют под шконку или на «веник», тряпку или дальняк. Хорошая физическая форма, мускулы и способность к рукопашному бою, как правило, в такой ситуации не помогают. В камере, где пятьдесят-восемьдесят человек, справиться со всеми невозможно: толпой замнут, задавят, забьют. Физическую силу уважают, но знание внутренней жизни, ее законов не идет с ней в сравнение. Знание и опыт перевешивают.

Зверство не приветствуется. Беспредела не любят. Если уж бьют, то, как правило, за дело. До смерти избивают крайне редко. Морально же глумиться могут бесконечно долго — скучно же!

Если место определено — «пальма», его поменять можно на более престижное, нижнее. А вот подняться из опущенных, поменять масть, невозможно. Можно «засухариться», но если это обнаружат, накажут страшно. Как правило, обнаруживают. «Засухарившихся» пидоров, шнырей, баландеров вычисляют. Каким-то животным чувством, но вычисляют. Очень умных, как и сильно умничающих, не любят. Любое выделение из общей массы в системе настораживает.

Бытие определяет сознание. Сижу в тюрьме, кругом уголовники вперемежку с зеками. Ем баланду. Так что же там у меня в сознании может быть?