Книга Единственный мужчина - Айрис Джоансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне кажется, все прошло хорошо, — сказала она Филипу.
— Отлично! — с восторгом произнес он. — Ты вся просто светилась. Я вполне мог приказать выключить свет в гостиной и сэкономить на электричестве.
— Мультимиллионерам не к лицу жадничать. — Дори разгладила платье на бедрах. — Напомни мне как-нибудь рассказать тебе, как я заставила однажды счетчик крутиться назад, когда у меня совсем не было денег заплатить за электричество. Это позабавит тебя.
— Не нахожу в этом ничего забавного. — Взяв Дори под локоть, Филип увлек ее за собой по длинному коридору.
— Слава богу, что гости твои не такие привередливые. Им я, кажется, показалась вполне занимательной.
— Да ты просто очаровала их. Они даже не обратили внимание на твой ужасный рыжий парик.
— Напротив. Жена посла спросила меня, где я его купила. По ее мнению, такие парики войдут в моду. — Смех Дори напоминал перезвон маленьких серебряных колокольчиков. — Ну разве не забавно?
— Обхохочешься! — угрюмо пробормотал Филип, открывая дверь комнаты Дори. — На ближайшем официальном мероприятии мне, видимо, предстоит увидеть дам в таком же рыжем безобразии. — Филип быстро выдергивал из волос Дори булавки, державшие парик. — Но только не тебя. Я никогда больше не хочу видеть тебя в этом. Ты поняла меня?
— Так тебе не понравилось? Ты меня очень огорчил. — Дори изобразила отчаяние.
— Ты напоминала мне рыжего клоуна, который хохочет изо всех сил, чтобы удержаться от слез.
Она знала, что рано или поздно он догадается обо всем.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Оставь для публики эти свои невозможные, неискренние улыбки. — Повернув Дори спиной, он расстегнул «молнию» на платье и снял его с плеч. — Раздевайся побыстрее, а я найду тебе ночную рубашку.
Подойдя к комоду, Филип стал рыться в ящиках. Вскоре он вернулся к Дори, держа в руках тонкий голубой шелк.
— Пожалуй, вот эта подойдет. Все остальные прозрачнее паутины.
— Таким и должен быть гардероб наложницы шейха, — заметила Дори. — Поставщики из Марасефа знают твой вкус. Голубое для блондинок, пурпурное для брюнеток, желтое для…
— Замолчи! — Филип надел рубашку на голову Дори. — Для одного вечера вполне достаточно.
— Прости, — она улыбнулась. — Но ты ведь сам все это устроил.
Филип подхватил Дори на руки и понес к постели. Осторожно положил, прикрыв покрывалом. Шелк приятно холодил тело.
Филип стоял и, нахмурившись, глядел на Дори сверху вниз.
— Ты не хочешь раздеться? Тебе помочь? — Дори села на кровати. — Скажи мне, что тебе нравится. У меня нет опыта, но я быстро учусь.
— Мне кажется, ты любишь наступать на одни и те же грабли. Тебя наказывают, а ты возвращаешься за новым наказанием. — Глаза его странно блестели. — И я вовсе не хочу, чтобы ты помогла мне раздеться, и воспользоваться твоим прекрасным телом, как я сделал это прошлой ночью.
«Воспользоваться? Как можно называть таким отвратительным словом то, что произошло между ними вчера?» — думала Дори. Очень хотелось плакать, но она не могла позволить себе этого.
Филип снял пиджак и через секунду уже лежал на кровати рядом с Дори, прижимая ее к себе.
— Ты не хочешь заняться со мной любовью? — тихо спросила она.
— Нет, — отрезал Филип. — Я хочу, чтобы ты поговорила со мной. — Рука его нежно гладила волосы девушки. — Я хочу поговорить о твоем отце.
Дори насторожилась:
— Не знаю, зачем тебе это нужно. Да и говорить, в общем, не о чем. Ты, наверное, ожидал более эффектной сцены.
— Я знал, что встреча с ним причинит тебе боль. Но то, что случилось на самом деле… Этого я не ожидал.
— Не беспокойся, я не собираюсь по этому поводу лить слезы.
— Почему ты не хочешь быть откровенной со мной, Дори? Может быть, рассказать тебе, как шесть лет назад доктор Мадхен отреагировал на известие о твоем исчезновении?
— Не надо!
— Тебе все равно придется выслушать. Он не сказал тогда ни слова. Просто пожал плечами. Бегство родной дочери волновало его не больше, чем потеря носового платка!
— Я не хочу больше этого слышать! — Дори попыталась оттолкнуть Филипа, но в ответ он лишь крепко сжал ее в объятиях.
— Тебе придется услышать еще более неприятные вещи. За эти шесть лет отец ни разу не упомянул о тебе. Тебе больно, Пандора?
— Почему мне должно быть больно? — Ее сотрясала дрожь, которую она никак не могла унять.
— Это всегда будет причинять тебе боль, пока ты пытаешься спрятаться от истины. А истина в том, что Карл Мадхен способен на человеческие чувства и эмоции не больше, чем камень или кусок дерева. Он не любит тебя, Дори, и ты ничего не можешь изменить, но твоей вины в этом нет.
— Пожалуйста, Филип, не надо, — умоляла Дори, но он не собирался останавливаться.
— Неужели ты думаешь, что мне нравится говорить все это? Я пригласил твоего отца в расчете на то, что после этого ты окончательно разочаруешься в предмете своих девичьих грез и исчезнешь из моей жизни. — Филип говорил тихим, срывающимся голосом. — Я не мог даже представить себе, что мне тоже будет больно вместе с тобой.
Дори вдруг почувствовала, как что-то словно прорвалось внутри ее, и слезы сами собой хлынули из глаз.
— Я знала, что отец не любит меня. Наверное, он вообще не способен любить кого бы то ни было. Думаю, женитьба на моей матери была для него чем-то вроде эксперимента. Неудивительно, что она развелась с ним. Остаться с таким человеком означало похоронить себя заживо.
— Пойми, Дори, некоторые люди рождаются слепыми или хромыми. А другие — не способны испытывать определенные чувства. Они тоже калеки. И не твоя вина в том, что доктор Мадхен не способен ответить на твою привязанность.
— Думаю, что поняла это в какой-то момент. Но на это ушло много времени. Мы ведь всегда жили вдвоем, переезжали с места на место. Мне было одиноко. И я не могла понять, почему отец равнодушен ко мне. Я любила его так сильно. Ну что ему стоило полюбить меня хотя бы чуть-чуть?
Филип почувствовал, как сердце болезненно сжалось в груди.
— Но я переросла это. — Дори нервно рассмеялась. — Наверное, в это трудно поверить после истерики, которую я только что устроила. Это от неожиданности. Отец был со мной весьма вежлив. Он сказал, что глупо было бы изображать любовь, которой никогда не существовало, но мы могли бы наладить дипломатические отношения. Наверное, мне надо было пригласить его на чашку чая. Он не возражает, чтобы я была твоей любовницей, если только я не прибегу к нему жаловаться, когда ты выставишь меня вон.
— Какая широта взглядов! — отстранив от себя Дори, он взял в ладони ее лицо. — И везет же тебе в жизни с мужчинами! Казалось бы, после стольких лет жизни с Карлом Мадхеном, ты должна была научиться понимать, кто хочет любить и быть любимым, а кто — нет.