Книга Катарсис. Темные тропы - Виталий Храмов

Так, а как они тут оказались? Откуда? Тащу оба тела, как мешки, толкая плечами двери. Одна открылась.

– Ну? – спрашивает меня оттуда человек, вставая с лежанки. Пинаю его костяной, негнущейся ногой в живот, опрокидывая обратно на лежак, сверху накидываю оба тела, добавляю хозяину комнаты в висок кулаком, без размаха, так, как отмахнувшись.

Возвращаюсь по коридору, притворяю дверь в комнату Лилии, иду обратно к уродам. Связываю их, один помирает. Тот, которому я нос загнал в мозг. Чтобы сила не пропала напрасно, пускаю его на пепел штыком.

Ух! Аж в глазах рассвело. Хорошо-то как!

Тот, которому я висок погладил, уже очнулся, выпучив глаза, воет – в кляп в своём рту.

Подношу ему штык под нос и прикладываю палец к губам. Икает, но – затыкается. Приставляю штык к его паху, выдёргиваю кляп.

Нет, я тут совсем ни при чём! Это я про то, что приношу смерть, что я – проклятие, и беды потому льнут к нам. Они просто увидели гражданочку, что прикинута не по охране, а замашки барские – холуя одевает у портного, причём дамочка с головой совсем не дружит.

Тут я не мог не согласиться – это так!

Так вот, барыня, по их мнению, рамсы попутала, живёт не по понятиям – с холуями за одним столом сидит, напивается вдрызг, не обеспечив собственной безопасности. А значит – что? Что она – глупая. И деньги всё одно потеряет. Не сегодня – так завтра. Глупцам деньги не нужны. Они им достались несправедливо, случайно. И просто обязаны перейти в более надёжные руки, которые лучше знают, как тяжко деньги даются. И как и на что их следует потратить.

Когда пошла песня про то, что у них – семеро по лавкам, а ещё столько же – под шконкой, что не они такие, а жизнь такая, протыкаю ему артерию кинжалом и припадаю к его грязной шее, как к пробитому шлангу. И глотаю, глотаю, захлёбываясь. От восторга – тоже. Пока тело в моих руках не утекло меж пальцев серой взвесью.

Третий тоже очнулся, сучит ногами, мотает головой. Вынимаю кляп – мне же интересно, чем он будет выкупать свою никчёмную жизнь? Пересилят ли его слова ту жажду, что вызывает во мне его кровь? Одной энергией сыт не будешь. Обычная пища не даёт мне того объёма строительного материала, что требуется для ремонта моего тела, истощённого чудовищным объёмом регенерации, восстановления целостности этого тела, дисбаланса внутренних энергопотоков межрасовым кровосмешением. Да-да, потому Краснозвёздные и назвали меня выродком, что я – не совсем человек. А помесь человеческой и ещё какой-то крови.

Ах, запасы конфискованного у несправедливо наживших? Вор всё же заинтересовал меня. Ну-ну, допустим! А если я ещё немного загадочно помолчу? И поиграю штыком перед его носом? А около паха? Давай, соловушка, пой! Ты живёшь – пока поёшь. Лекарь сказал – в морг, значит – в морг!

Глава 6

Это утро – правда – доброе. Мычу про себя, как утро красит стены древнего кремля. Настроение – имеется. Вот вроде и убил целую кучу народа, а на душе – светло. И в мешке – звякает. Соловей-соловушка за право подышать до утра сдал мне всё, что знал, и всех – кого знал. Теперь этих… не знаю даже, как их назвать – с собаками не найдут. Не-не! Всех подряд не аннигилировал…

Во какие слова выскакивают, когда сила-энергия чуть ли не из ушей выплёскивается! Мне бы сейчас вздремнуть в медитации, силушку эту, заёмную, направить на перестройку мозгов – своих и того бедного младенца, что стремительно деградирует, запертый в своём собственном неразвитом подсознании. Аутистом мальчик растёт. Растением комнатным.

Одним словом, прорядил я воровское сообщество этого городка. Именно в таких случаях уместна пословица: меньше воров – больше жизни для работяг. Нет, что-то я напутал в определениях. Суть-то такая, но – не звучит.

Но припозднился я с прополкой города от сорной травы. В том смысле, что ночь уже давно закончилась. Вон, портной стоит, мнётся. Машу ему рукой. Нет, не улыбаюсь. Учёный уже. Обсерится и убежит. Или – сердце прихватит. Ему уже на пятый десяток пошёл – почтенный возраст, для Мира. А мне он нужен. Я как тот самый Бродяга – грязный, рваный. Вымазался да оборвался весь, пока за тайниками воровскими лазил да самих их ловил. Вот же звери! Чуяли меня издали чутьём каким-то звериным – сквозануть пытались. Хорошо, я прыгаю далеко и высоко. А то бы ушли. Гадить дальше. А я не люблю, когда после меня не прибрано.

Город ещё спит. Это хорошо. Меньше глаз. Хотя я сильно не обольщаюсь. Моё мрачное Я говорит, что всё это – большая деревня – все и всё видят и слышат. И ещё помню, что деревня всегда встаёт засветло. Ну, я надеюсь, нам не придётся возвращаться в этот городишко. Раздеваюсь, безжалостно дорывая своё тряпьё, моюсь из бочки, куда натаскал воды из колодца парнишка-конюх. Эта бочка у него для естественного подогрева воды приспособлена. Парень хмурится. А я что говорил? Деревня уже на ногах! Ногой двигаю к нему обрывки своей одежды. Ну, хоть – ветошь. Подтереться там, полы вымыть. Парень светлеет лицом.

Портной помогает мне одеться согласно последней моде этих краёв. Мне не нравится, но моё мнение не учитывается, потому – без вариантов. Позвенев мешком, достаю горсть монет и протягиваю портному. Надо же какой! Копается в монетах, отсчитывает только столько, сколько считает достаточным. Кланяется, собрался уходить, но я не пускаю. Бросаю красную монетку конюху, показываю, что нам с портным очень хочется промочить горло. Ну, потираю себе кадык привычным жестом. Парень понял, кивает, но говорит:

– Этого мало, господин! Не будете же вы пить недельной давности пиво?

Согласен. Протягиваю ладонь с монетами. Парень отбирает нужное количество, лукаво улыбается:

– Благодарю за вашу щедрость, господин! Я взял и себе на кружечку. Недельного. Ваши кони будут готовы первыми!

Застёгиваю портупею поверх всех одёжек, веду портного в холл нашего постоялого двора. Тут имеются лавки и столы. Только кухни нет. Кухарка – жена хозяина – померла этим годом. А сам он готовит так хорошо, что благоразумно всех отсылает к конкурентам через дорогу. А детей мужику Триединый не дал. Бывает!

Выпили с портным по кружечке какой-то бурды. Ничем не лучше недельного пива. Хотя, если это же, но киснущее без холодильника неделю – бр-р-р! Портной долго благодарит, кланяется, желает нам всего-всего, да поболее-поболее! А приятно ощущать себя падишахом. Хоть и на час.

Расплачиваюсь за постой и услуги конюшни с хозяином. Потому как легко пришло – должно уйти быстрее визга, чтобы карму не изговнять. Так вот, хозяин, ощущая вес монет, стал такой проницательный, что понял все мои жесты – до единого. И побежал к заклятому другу – сопернику – конкуренту, через дорогу – за нашим завтраком. Платил-то я вперёд. И сделал вид, что и не догадываюсь о связи хозяина нашего крова с исчезнувшими уродами. Потому как он уже наказан. Не сама его супруга убралась. Не сама. Помогли ей. Вот и трактирщик боялся, что помогут и ему освободить помещение. Стучал. А жить-то хочется. Даже в страхе и мерзости. Ему. А кто я, чтобы судить его? Надеюсь, больше не увидимся.