Книга Тихий омут - Анатолий Галкин

– Ну и что?

– Это вы меня спрашиваете? Это я хочу вас спросить: они что, Моцарта собирались слушать, когда мамы нет дома? Так когда вы мне почините ящик?

Равиль буркнул что-то успокоительное и повесил трубку… Сводка пока не клеилась. Нет, для обычного, служебного запроса – все нормально. Но заказчик хочет подробностей. С такой установкой этот Василий не только оставшиеся семьдесят баксов не отдаст, но и задаток отнимет.

Покопавшись в столе, Равиль извлек на свет божий пухлую папку с надписью «Телефоны». Здесь была довольно старая распечатка с узла связи – только дома, квартиры и номера телефонов. Найдя нужный номер, он решительно набрал его, придерживая готовый оторваться от аппарата разболтанный грязный диск.

– Олег? Это Равиль, участковый. Помнишь, Учились вместе… Да, и тебе привет. Есть, знаешь, дело к тебе. Срочное. И в твоих интересах… Через пять минут забегу.

Олег встретил его в очень домашней форме, в плавках. Несколько пояснили ситуацию валявшиеся посреди комнаты гантели.

Квартира была богатая, чистая, уютная. Особенно удивило Равиля обилие книжный шкафов. Чаще ему приходилось бывать в других квартирах, полупустых, вонючих, с пятнами борща на облезлых обоях…

Топтать ковры Равиль не стал и скромно расположился на кухне.

– Олег, решил работу сменить?

– … Тебе виднее.

– Ладно тебе секретиться. Кадровики твои новые копают. Мне надо тебя подсветить, а информашки – кот наплакал. Помогай. Для тебя стараюсь.

Олег жестом волшебника извлек откуда-то несколько листов бумаги и положил их перед Равилем.

– Пиши… Ты соседей опросил?

– Да.

– А в паспортном все взял?

– Взял.

– Итак… Крылов после школы окончил какой-то технический институт и три года работал референтом в НИИ.

– В «Промстрое»?

– Именно. Соседка из двадцать шестой квартиры сообщила, что четыре года назад Крылов занялся бизнесом, часто уезжал на Украину. Вероятно, он торговал спиртным, так как часто угощал ее Крымскими винами… Написал? Дальше: последнее время он стал хмурым и озабоченным. Соседка слышала его фразу: «Все надоело!»

– А это тебе зачем? Это тебя не так красит. Не возьмут еще…

– Пиши, Равиль. Правду пиши… Далее: соседка из двадцать пятой квартиры сообщила, что не любит Крылова, так как он недорезанный буржуй, кровосос и кровопийца. Он приезжает домой на иномарках, купил стиральную машину и провел в свою квартиру четыре телевизионных антенны. Три из них соседка периодически рвет, а Крылов издевается над ней, постоянно восстанавливая проводку.

– Здоров, Олег! Ты будто всю жизнь такие сводки писал.

– Нет, я по технической части… Пиши: старшая по подъезду заявила, что раньше Крылов водил в квартиру сомнительных девиц…

– А ты откуда знаешь?

– Знаю… Водил, но в последнее время осталась лишь одна по имени Анастасия, а сам он выглядит вяло и апатично.

– Через два «П»?

 Пиши, Равиль, через два. Больше доверия к документу будет.

* * *

Юрий Андреевич Чикин обычно приезжал домой не раньше десяти вечера. Но и это не было временем завершения его рабочего дня. Он удалялся в свой кабинет, читал личные письма, «выдавал звонки».

Уже шесть лет он был «в обойме». Он любил говорить, что уверенно держится в первой десятке лиц, приближенных к «самому». Конечно, в каждый конкретный момент его значимость могла быть и меньшей, но для Чикина была важна устойчивость. Шеф любил тасовать колоду. При этом исчезали тузы и короли, вдруг появлялись новые картинки и опять исчезали. Он же, Чикин, считал себя козырной десяткой. Самое удобное положение если хочешь дотянуть до конца игры: и сбросить жалко и убить трудно.

Правда, за эти годы он много раз менял кабинеты, но никогда «не понижал градус». Он гордился участием в развале лубянского монстра. Потом он «рулил» в двух министерствах, был советником, помощником, секретарем. Даже самые скромные по названию должности давали ему огромную власть. Вот сегодня он простой кадровик. Ну, главный, старший кадровик – но где?

Это только им кажется, что, ставя последнюю подпись, они принимают решения. Даже создавая иллюзию выбора Чикин всегда умел провести нужного человека. Конечно, иногда шеф выкидывал коленца и ставил своего, неожиданного человека. Но это были редкие капризы, взбрыки, игра, для поддержания образа непредсказуемого политика. Это были исключения, которые только и подтверждали правило: кадры (вернее – кадровики) решают все.

Чикин очень любил беседовать с кандидатами в последний день перед назначением. Именно – в последний. Когда друзья начинают робко поздравлять. Когда заказан банкет. Когда обсуждается с женой цвет мебели в новом министерском кабинете.

Кандидат ведет себя солидно и спокойно. А что волноваться? Остались сущие формальности: доклад документов, последняя подпись, поздравления, напутствия. Чикин проводит беседу в самом добром, в сверхдоброжелательном тоне: «Все готово. Завтра докладываю документы… Шансы у вас есть… Определенные… Правда, вот эти документы все портят. Практически сводят на нет. Тут у вас был очень крупный прокол. А эти подозрения так с вас и не сняты. А здесь: с кем это вы на фотографии? Очень, знаете, сомнительная связь…» Чикин делает минутную паузу и продолжает как лучший друг: «Знаешь что, я эти документы из папки… извлеку. Пусть у меня полежат. Нарушаю, конечно…»

Все! Этот новоиспеченный большой начальник будет до конца дней помнить Чикина как своего благодетеля, душеприказчика. И он будет бояться Чикина. Он не сможет не исполнить любую его просьбу.

В девяностом году он и мечтать не мог о таком. Кто он был тогда? Простой юрист крупного НИИ. Клерк… И политикой он интересовался постольку – поскольку. Тек – диссидент во время разговоров на кухне. В митинговую стихию демократов он вполз случайно. От скуки. Кто-то увлекался рыбалкой, кто-то боготворил классическую музыку, кто-то латал свой автомобиль, кто-то балдел от слабого пола, а он – проводил время в предвыборных штабах, писал прокламации, крутился в среде легендарных, гонимых властью правозащитников. Но и это все могло кануть в лету. Тогда таких активистов было море – тысячи, десятки тысяч.

Как удачно он тогда заболел. Ведь в середине августа он собирался ехать в Крым. Но – судьба! Он простудился (это летом-то) и для страховки взял билеты на двадцать пятое августа девяносто первого года. Он и сейчас хранит эти счастливые билеты. Естественно, что после девятнадцатого они ему не понадобились.

Три дня он метался по баррикадам у Белого Дома, группировал людей, руководил, строил, снабжал… Несколько раз он даже оказывался плечом к плечу с «самим». Не образно, не фигурально, а на самом деле.

Потом он праздновал, кого-то хоронил, крушил памятники, изгонял партократов.

Таких как он было много, но освобождающихся ключевых должностей еще больше. Особенно после Беловежской пущи.