Книга Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский - Юлия Андреева

– Ну, так и что, нашел принц свою принцессу с крохотной ножкой?

– Не совсем так, не помню уже, как там, в сказке, все было, но Петр Федорович по-своему рассудил, у него стражники разделились, и каждый пошел своей дорогой принцессу искать. И вот один отыскал маленькую девочку, а другой и вовсе полстопы девице обрубил, чтобы меньше казалась… А потом Петр Федорович решил сказку не ставить, а устроить захват вражеской крепости с резней. В общем, у него все этим заканчивается. Я должна была в конце спектакля появиться и туфельку надеть, но когда у великого князя военная игра зачинается, тут уж… – она махнула рукой. – В общем, не получилось. А впрочем, какая разница. Вы спрашивали, был ли со мной кто, когда я стирала платье. Я только стирать начала, статс-дама Чоглокова появилась, и не просто так, а с советами, замочи-де его в кипятке, чтобы заразы не осталось, мало ли, сколько лет висело в кладовке, крысы и пауки… Сама-то небось ни разу ничего не стирала, прочитала в какой-то умной книге, и теперь хоть трава не расти. В общем, я сначала хотела в теплой воде вымочить, как другие слуги советовали, но когда Мария Семеновна начинает руководить… Тут лучше подчиниться и лишний раз рта не разевать. В общем, положила платье в таз, воды нагрела, да и… Но это ведь невозможно стирать, держа руки в крутом кипятке! Налила и оставила остывать. Мария Семеновна полюбовалась минуту-другую, как пар над тазом поднимается, да и ушла. Кто еще? Брат мой Бадархан забегал, фрейлина Анна Ягужинская[44] и Крузе[45] забегали. Я подождала немного, гляжу, беда дело, вода вроде как окрасилась, вытащила платье, а оно все в пятнах – залиняло! И главное, госпожи Чоглоковой нет. И еще неизвестно, подтвердит ли, что я всего лишь ее приказ исполняла. В общем, я в слезы, народу набилось. Все в пятна тыкают, меня ругают, а потом вдруг лакей Шкурин[46] жемчужины те приметил. То есть видны-то они были сразу, как краска сошла, но, во-первых, все на пятна смотрели, и, во-вторых, мало кто знал, что изначально бусинки красными да зелеными были, а жемчугом настоящим и поддельным многие платья расшиты, здесь этим не удивишь.

– Стало быть, Шкурин о жемчуге и доложил? – перебил ее Степан.

– Доложил, но не сразу. Он только сказал: «Это же настоящий жемчуг», и тут Чоглокова возвернулась и начала командовать. Во-первых, всем велела стоять где стоят и не разбегаться. А Шкурина отправила доложить о происшествии. И теперь, говорят, государыня его наградить обещала, да и Марии Семеновне, полагаю, тоже перепадет. Хотя Алексей Григорьевич ругался, чтобы меня не смели заставлять черную работу делать. Мол, в любой момент к государыне могут попросить, а я по милости некоторых либо кипятком обварюсь, либо ногти обломаю. Краску – ее ведь, знаете, из-под ногтей быстро не выковырнешь. В этом он, безусловно, прав, но, с другой стороны, я совсем не обижаюсь на Марию Семеновну, она за мной точно за дочерью родной доглядывает. Чоглокова так считает, лучше ручки запачкать, чем честь девичью запятнать. – Она вздохнула. – Вот и загружает работой, чтобы я лишний раз из своей комнаты не выходила. А Алексей Григорьевич с ней несогласный. Вы уж простите меня, сударь, но теперь мне нужно из дворца ненадолго отлучиться, еще утром обещала подружке ее вещи принести, да тут, как на грех, камергер великого князя Николай Наумович[47] меня задержал со своими поручениями. А почему, спрашивается, я должна его задания выполнять, пусть бы на половине Петра Федоровича комнатных девушек строжил. К нам же он, понятное дело, за супругой своей Марией Семеновной заходит, в этом ему преграды никто чинить не собирается. Но мною командовать он все равно не должен. – Она махнула рукой. – Так я теперь, пока его нет, тихонько бы и вышла. Можно?

– Ваша подруга не во дворце? – удивился Степан, и тут же Айдархан приложила палец к губам. Где-то вдалеке послышались шаги, хруст платья, и наконец в дверях показалась статная моложавая дама в белом тафтяном кафтане с зелеными обшлагами под цвет видневшейся из-под него юбки, по краю которой проходила золототканая лента, или, как ее еще называют, позумент. Дама имела рыжие, гладко убранные в прическу волосы, украшенные зеленоватой шляпкой с голубым пером.

– Это Чоглокова и есть. Это она опознала жемчуга, – зашептала Айдархан. – Ее допросите, а то просто удивительно, что она здесь делает, когда Ее Величество в Братцево, она же в свите должна находиться. Только позавчера ведь уехали, и тут вдруг вернулась. А я только к подружке сбегаю, недалеко это, и сразу назад. Она меня с самого утра ждет.

– С кем это ты, Айдархан, разговариваешь? – насупив брови, поинтересовалась статс-дама, и Степан поднялся ей навстречу, чтобы тут же склониться в придворном поклоне.

– От графа Ушакова, по поводу обнаруженных вами жемчугов. – Он торопливо протянул выданный ему начальником документ.

– Везет мне сегодня на следователей. Только что с вашим коллегой по поводу этой нахалки Самохиной битый час толковала. И вот теперь эта кража. Что касается Самохиной, я это уже тому следователю сказала и вам повторю, дело это скорее амурного толка, нежели уголовного. Так Ушакову и доложите. И искать тут особо нечего. Да вот хоть Айдархан спросите, у вас ведь, милочка, с Самохиной никаких тайн? Правильно я понимаю? Вот ты при господине следователе и скажи, закончится это поганое дело честным и благородным образом или нет?

– Закончится, – выпалила девушка, зачем-то делая немецкий книксен перед статс-дамой. – Думаю, все, как вы сказали, и закончится.

– Знаешь, где теперь она?

– Не знаю! Хоть что со мной делайте, не ведаю! – залилась слезами Айдархан.

– Ладно, ступай тогда в зимний сад, скажи все это господину следователю. Шкурин мне только что доложил, утром из дома Анны Васильевны человек прибегал, говорит, беглянка на словах велела передать, мол, жива, здорова и надеется в самое ближайшее время вместе с предметом своей страсти пасть к ногам Елизаветы Петровны… Все, ступай. В зимнем саду найдешь следователя Синявского. Он желает допросить тебя по поводу Самохиной.

Айдархан снова присела и, не глядя собрав со стола платье и швейные принадлежности, выскочила из комнатки.

Вместе с Чоглоковой, минуя несколько коридоров, украшенных напольными вазами, картинами в роскошных рамах, с огромными каминами и изящной, по моде, мебелью, Степан прошел в совершенно пустую по случаю отсутствия государыни и двора приемную – просторный зал, вдоль стен которого стояли кресла на длинных позолоченных ножках, в которых в обычные приемные часы ожидали аудиенции посетители. Все кресла были драпированы под цвет гардин. Мария Семеновна направилась к стоящим подальше от окон креслам, должно быть, опасаясь сквозняков.