Книга Мой принц - Элис Детли

Ее высокомерное поведение, стремление держать его на расстоянии довели Оливера в первый день до такого состояния, что, возвращаясь из поместья, он мысленно обзывал ее избалованной бездельницей, синим чулком, замороженной мумией. А ночью снова видел перед собой высокую стройную фигуру, лицо в обрамлении пушистых светлых волос, загадочные темные глаза, которые, казалось, излучали особый свет. Да, красота ее была необычной. Возможно, именно своей необычностью она заворожила его.

В последующие дни Оливера поразила одержимость Кэтрин в работе. Он специально задал высокий темп, уверенный, что не пройдет и двух дней, как она запросит пощады и побежит жаловаться отцу. На третий день совместной работы в таком бешеном ритме, почувствовав в душе сострадание к ней, он не выдержал и спросил:

– Вы не устали, Кэтрин?

Она подняла на него отрешенный взгляд и коротко ответила:

– Нет.

Оливера поражала ее способность отдаваться целиком работе, ничего вокруг не замечая. В отличие от нее ему было непросто сохранять самообладание, когда она сидела рядом. От аромата, исходившего от нее, у него начинала кружиться голова. Иногда он вдруг умилялся выбившемуся из прически завитку ее волос, ее прелестному розовому ушку, похожему на перламутровую раковину. В разгар рабочего дня ему вдруг хотелось, как мальчишке, подуть на этот завиток. Очаровательной казалась ему манера Кэтрин во время разговора откидывать голову назад, вздергивая упрямый подбородок, или закусывать нижнюю губу ровными белыми зубами, когда она была недовольна собой. Тогда ее бледное лицо заливалось нежным румянцем. Улыбалась Кэтрин редко, и только сдержанной вежливой улыбкой.

Впервые Оливер работал в таких невыносимых условиях. Нужно было вовремя отводить взгляд от ее небольшой, но совершенной по форме груди, вызывающе обтянутой шелком светлых блузок, которые она ежедневно меняла, предпочитая ткани пастельных тонов. Его попытки пробиться сквозь барьер ее холодной отчужденности не увенчались успехом. Это раздражало, но и раззадоривало его. Интуитивно он чувствовал, что небезразличен ей. Иногда он ловил на себе тот колдовской взгляд ее темных глаз, который запомнился ему с первого дня.

С каждым днем солнце припекало все сильнее, так что даже в отдельном кабинете с кондиционером, который наконец ему выделили в административном корпусе, было невозможно дольше оставаться. В один из таких дней Оливер зашел в кабинет Кэтрин и попросил ее показать свое растительное хозяйство. Она живо откликнулась на его просьбу. Вместе они обошли оранжереи, плантации лекарственных трав, теплицы. Кэтрин с гордостью рассказывала ему о своем предке, собиравшем коллекцию экзотических растений со всего мира с описаниями их лечебных свойств и таким образом заложившем основы их семейного дела. Под ярким солнцем, в окружении благоухающих трав и цветов, она казалась ему богиней Флорой… Розовые губы Кэтрин, когда она приоткрывала их во время разговора, казались ему нежными бутонами. Оливеру нравилось идти следом за Кэтрин, любоваться ее легкой походкой, смотреть, как красиво изгибается ее тонкий стан и слегка покачиваются узкие бедра.

Однажды, приехав немного раньше обычного, Оливер увидел Кэтрин скачущей на лошади. В этот миг сложившееся представление о ней как о холодной красавице чуть было не подверглось коренному пересмотру. На лице ее читалось страстное упоение бешеной скачкой. Но, когда он вскоре зашел к ней в кабинет с новыми телеграммами, от нее все так же веяло прохладой и она держалась с обычной сдержанностью. «Входящие, оставьте упованья», – с горечью вспомнил он строку из Данте.

Тем не менее Оливеру не хотелось терять надежду. Он всячески сопротивлялся попыткам Кэтрин, как ему казалось, вернуть его в прошлое, напомнить, кем он был, чтобы и впредь знал свое место. Как-то она повела его к административному корпусу через сад. Они спускались по тропинке, проходящей мимо кустов, прячась за которыми, Кэтрин в одиннадцать лет подглядывала за ним. Он знал об этом.

Оливер насторожился, сообразив, что неспроста она повела его мимо оранжереи. Поэтому не сильно удивился, когда услышал ее вопрос: «Вы ведь родом из этих мест, не так ли?». Меньше всего ему хотелось в тот момент вспоминать свое ужасное детство, которое Он так старался забыть все эти годы. Да, и место, которое Кэтрин выбрала для разговора о прошлом, было не самым удачным. Возле оранжереи, где они остановились, ее мать, Ванесса Норман – ей тогда, наверное, было не меньше сорока, – настойчиво пыталась соблазнить его, восемнадцатилетнего юношу. Эпизод этот на долгие годы оставил в его душе глубокий след. Но тогда он испытал стыд и страх. Страх не за себя, а за ту девочку, которая наблюдала эту омерзительную сцену из-за кустов. Кажется, тогда он впервые испытал чувство жалости к Принцессе, которой всегда завидовал. Оливер уже не помнил, что он отвечал на вопросы Кэтрин, помнил только, что сразу уехал, сославшись на неотложные дела.

После встречи с Кэтрин в нем поселилось беспокойство, которое мешало ему жить так, как он жил раньше. Он всегда пользовался успехом у женщин, не прилагая для этого никаких усилий. Женщины были разного возраста и социального положения, но, как правило, каждая из тех, кому он дарил свое расположение, рано или поздно стремилась женить его на себе. А семейных уз Оливер боялся как огня. Возможно, это объяснялось трагической историей его семьи. После загадочного исчезновения отца, разорившегося предпринимателя, мать Оливера, лишившись жизненной опоры, сильно изменилась. Сейчас, став взрослым, он, наверное, не стал бы ее осуждать. Но в подростковом возрасте он и жалел ее в глубине души, но больше – презирал за тот распущенный образ жизни, который она стала вести у него на глазах. Свое отношение к матери он перенес на женщин, с которыми сводила его жизнь. Поэтому менять свое привычное положение холостяка Оливер, дожив до тридцати трех лет, не собирался.

Кэтрин, женщина, возникшая на его жизненном пути, резко отличалась от всех, кого он знал до нее. Это обстоятельство раздражало его. Он злился на себя, на Кэтрин, даже решил, что его влечение к ней своего рода недуг, посланный ему в наказание за все прошлые грехи. Сильное желание, которое она пробуждала в нем, не поддавалось никакому логическому объяснению. Ну что в ней особенного? Конечно, она красива. Но и та женщина, с которой он встречался раз в неделю, тоже красива. Может, причина особой притягательности Кэтрин в ее холодной недоступности? Но так ли уж она недоступна? Оливер помнил, как несколько раз Кэтрин заглядывала в документы, склонившись над его плечом, и волосы ее касались его щеки. Было в этих прикосновениях столько волнующей интимности… Тогда он расценил эти случаи как попытки сближения. Однако, как только он начинал проявлять к ней знаки внимания, она тут же замыкалась в своей холодной неприступности, словно улитка в раковине. В эти моменты ему вспоминалась ее мать, сексуально распущенная женщина, и он вздыхал про себя: если бы дочь унаследовала хотя бы сотую часть ее темперамента!

Только однажды Кэтрин проявила к нему что-то похожее на простую человечность, когда предложила остаться ночевать в их доме после затянувшегося тяжелого рабочего дня.

– Оливер, уже поздно, а вы устали. Оставайтесь ночевать у нас.