Книга Сильнее обстоятельств - Пенни Джордан

Копченый лосось и яйца всмятку! Ворд изумился – да ведь это одно из его любимых блюд на завтрак.

– Чудесно! – ответил он Анне, не находя в себе сил отвести глаза от ее лица и замечая, как оно озарилось от его слов.

Невозможно ведь, чтобы такая женщина расцвела от удовольствия, получив одобрение по поводу приготовленного завтрака!

А она могла бы ему это легко объяснить: немного счастья, чувственное настроение – и она обычно пылает как роза, а тут… Оставить бы завтрак – и в постель! Там и позавтракать. Вот бы предложить ему… Вместо этого она сообщила, чуть задыхаясь:

– А я тут… э-э… нашла в холодильнике бутылку шампанского. Если ты ее откроешь, мы бы вы пили по бокалу.

Шампанское! Брови Ворда удивленно взметнулись.

– Что ж… я… э-э… – неожиданно хрипло пробормотал он.

Что такое случилось с его голосом? – испугалась Анна. Должно быть, она слишком экстравагантна, эмоциональна и расточительна. Жаль, что ничего не помнит про него из предыдущего опыта их совместной жизни – что он любит, что ненавидит…

– Но это не обязательно, если не хочешь, – поспешила она согласиться с ним.

И вдруг подумала: а зачем она так, ведь честность – необходимое условие их отношений, насколько она понимает, просто иногда надо все смягчать. Анна подняла голову.

– Понимаешь, мне хотелось… что-то особенное, запоминающееся. – И опять порозовела. – Ты сделал прошлую ночь особенной для меня. Пусть я не припомню всего, что было раньше между нами, Ворд, но… наши новые отношения… они прекрасны. Для меня это утро – первый праздник нашей любви, нашего единения… Хотя, конечно, дело вовсе не в шампанском… – Помолчала и закончила со смущенной улыбкой: – Если тебе это кажется…

Несколько минут Ворд просто не мог ничего ответить. Слова, что она произнесла, чувства, которые проявила при этом, побуждали его осознать с громадным стыдом, что же он наделал. Сейчас она не настоящая, не такая, как всегда, с величайшим усилием уговаривал он себя. В обычной жизни слова эти ничего не значили, а чувства просто не существовали. Да они и не могут рождаться у женщин такого типа. Как она могла так сильно измениться? Нет, у него нет ответа на этот вопрос; надо было поподробнее побеседовать с консультантом в больнице о ее состоянии. По правде говоря, он и в мыслях не держал провозглашать тост за несуществующее их единение, поднимать бокал с шампанским за несуществующую любовь; разделять интимный завтрак с, женщиной, не ведающей, что происходит, не подозревающей об истинных их отношениях.

Но, глядя в ее открытое, счастливое лицо, он сознавал: нет на свете силы, что заставит его разочаровать ее, лишить эти черты дивного выражения простодушной радости.

Завтрак съели в солнечной оранжерее Анны; рядом в корзинке возилась Мисси, грелся на солнышке важный кот Виттейкер.

– Я помогу тебе убрать, – предложил Ворд, когда они закончили.

Улыбаясь ему, она встала; цветы его стояли рядом, на маленьком садовом столике, и Анна всякий раз, поглядывая на них, чуть-чуть улыбалась. Вместо того чтобы убирать со стола, она подошла и прижалась к Ворду, положив одну руку на его плечо, а другой нежно, почти невесомо касаясь его лица; потом подняла голову и поцеловала его.

– Спасибо тебе, милый, за чудесные цветы!

Это не был поцелуй страсти, полный чувственности, – обычное прикосновение ее нежных губ, ничего больше, убеждал он себя позже. Не было у него причин обнимать ее, опускать к себе на колени, накрывая своим ртом ее губы, проводить стремительно рукой по ее стройному телу, страстно ласкать обнаженную шею, снова и снова окунаться в жадную пучину поцелуев.

Анна чувствовала, что еще немного – и она лишится чувств. Когда она его целовала, конечно, надеялась – он ответит ей, но собственная страстность и желание ответа превысили все ее ожидания. Она забыла, что ей уже тридцать семь и желания ее как будто давно уже скорее в голове, чем в теле. Губы ее раскрылись навстречу. Она положила руку ему на грудь – и ощутила бешеное биение его сердца. Теплый воздух оранжереи наполнился их ненасытной страстью и шепотом Анны, непрерывно произносившей его имя.

Все ее существо уже пело, стонало от желания слиться с ним, страстные, всепоглощающие, неуправляемые чувства наполняли ее восторгом.

Рука его, наткнувшись на пуговки ее рубашки, быстро с ними справилась – опустила ее с плеч. Теперь он мог наслаждаться, целуя хрупкую теплоту ее кожи. Крошечные молоточки удовольствия были ее реакцией на это, и сквозь прозрачные кружева лифчика Ворд заметил, как напряглись и затвердели соски. Полностью поглощенный желанием, он крепко прижимал ее мягкую грудь к своей, дрожа и бессознательно произнося ее имя.

Когда он наклонил к ней голову, Анна увидела: солнечный луч, коснувшись загорелой обнаженной шеи, озарил сиянием темные жесткие волоски; шея у него такая крепкая, мускулистая и в то же время мучительно беззащитная – у нее на ресницах выступили слезы. Очень нежно она коснулась его затылка – так мать касается своего ребенка. Дитя и мать – этот образ молнией пронесся в голове. А каким Ворд был ребенком? А если у нее будет его ребенок?

Губы Ворда все ласкали ее обнаженную кожу, отодвигая края лифчика; пальцы, проникнув под кружево, прикасались к податливой теплоте соска. Повторяющимися судорогами удовольствия отвечало ее тело на эти ласки. Ворд взял ее сосок губами, и все существо Анны наполнилось страстью, призывом.

Стулья совсем не предназначены для происходящего. У Ворда расстегнута рубашка, выбилась из брюк… неудобно здесь…

– Ворд, Ворд! – прошептала Анна страстно ему на ухо. – Пойдем наверх, в постель…

Звук ее голоса внезапно вернул Ворда к реальности. Что же, черт возьми, он делает? А она?.. Тело его яростно протестовало, когда он выпустил ее сладкий сосок изо рта, поправил лифчик у нее на груди и поднял ее с коленей. Надо что-то сделать, сказать, и побыстрее. Если только они поднимутся наверх… Его тело уже почти вышло из повиновения, оно требует, чтобы Анна немедленно вернулась к нему, а лучше туда, где они были прошлой ночью, – на постель, в его объятия, так чтобы ее тело было окутано лишь испепеляющим пожаром желания.

Ворд взял Анну за руки. Она смотрела на него затуманенным взором – что он собирается сказать?..

Ворд проговорил тихо, задумчиво:

– Я… я не могу, Анна.

Почему, Боже мой?.. Она не сразу поняла, что это означает: они ведь не молодая пара, в расцвете сексуальной энергии, и прошлая ночь, и утро, и все, что произошло между ними тогда… Для женщины все по-другому.

По чуть заметному быстрому взгляду, который Анна бросила на него, Ворд догадался, конечно, о чем она подумала. Интересно, а как она прореагирует, скажи он, что не только полностью способен к любви с ней сейчас, но и очень сомневается, что, поднимись они наверх, одного раза окажется достаточно, чтобы унять желание? Барьер, который удерживает его, не физический, о нет, а моральный. Но едва ли он ей скажет. Пусть думает так.