Книга Утро без рассвета. Колыма. Книга 1 - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром разбудили на работу.
Весь день возил Магомет воду на старой пегой кляче. Та еле поднималась по крутому подъему. Часто спотыкалась. Дышала тяжело. Часто останавливалась отдыхать.
К вечеру Магомет потерял терпение. И, схватив вожжи в тугую плеть, стал стегать лошадь подгоняя ее руганью. Та рванулась на подъем. Преодолела его в минуту.
— То-то! У меня живо бегать научишься, — щипал ее за подерганные вожжами губы Рафит. К вечеру, шелестя в кармане деньгами, вырученными за воду, вел он лошадь в конюшню. Та за день возненавидела нового хозяина и косила на него злыми, слезящимися глазами.
Напарники уже привели своих лошадей. И глянув на клячу Магомета, Петро, так звали одного из них, головою покачал:
— Что ж кобылу не жалеешь? Смотри, как измордовал. Ведь жеребая она.
— Мне дали ее не для ухода, для работы, — буркнул Рафит.
— Знаем. Да только зачем скотину мучить? Вон вся в мыле. Сам- то, видать, с телеги не слез, — буркнул второй — Геннадий.
— А зачем тогда кобыла? — опешил Магомет.
Петро зло матюгнулся. Не адресовав мат никому в отдельности.
Рафит постоял молча. И вышел из конюшни.
Вечером, когда совсем стемнело, вернулись старики. Петр молча затопил печь. Геннадий варил ужин. Магомет сидел у стола. Щупал первый заработок. Неплохо он получил от людей. Тратить жаль стало. В магазин не пошел. Ждал, когда старики сварят что-нибудь. Пригласят к ужину:
Когда Петро загремел тарелками, Рафит торопливо подошел к умывальнику. Помыл руки. Сел выжидающе. Но… На столе появились только две тарелки, две ложки.
Петро и Геннадий ели молча. Вроде и не было здесь Магомета. Потом заговорили о кино. Стали одеваться.
Рафит зло сорвал телогрейку с гвоздя. Решил сходить в столовую. Но та оказалась уже закрытой. А в магазине — очередь. Выстоять ее не было сил. Он пролез вперед. Взял банку тушенки, хлеба. Кто-то из очереди закричал на него. И, забыв про чай и сахар, Рафит наскоро рассчитался. Пошел домой.
Поев, лег спать. Но долго не мог уснуть. Душила злоба на стариков. Но тех не было.
Утром он встал раньше всех. Наскоро оделся и бегом к конюшне кинулся. Решил сегодня заработать побольше. Но, завидев его, кобыла стала яростно лягаться, глаза налились кровью. Она ни в какую не подпускала к себе Рафита.
— Стой, фартовая! Ну, тихо! — схватился за вожжи Магомет. И вдруг почувствовал, что руку его словно тисками сдавили.
— Положь вожжи!
— А тебе чего? Дали мне клячу самую плохую! Заработаешь на ней! Себе так получше взяли! Да еще тронуть не смей! Хозяин выискался! Иди ты знаешь куда!
— Куда! — сдавил горло Магомета воротом телогрейки побелевший Петро.
— Вон туда! — показал Рафит под хвост кобыле. И коленом поддал Петра так, что тот присел, но Магомета не выпустил; схватив его в охапку, с силой швырнул в угол. Там, к счастью, оказалась навозная куча и Рафит по пояс в ней увяз. А Петро, ухватив вожжи, так пару раз стеганул Магомета, что тот пожалел о том, что в куче не по макушку оказался.
Вечером, когда Магомет вернулся с работы, дом оказался на замке. А его чемодан стоял на пороге, на нем лежала начатая буханка хлеба.
Рафит онемел от удивления. Его выкинули. Выкинули, как паршивую собаку из избы на мороз. Куда деваться? Что делать? В чужом селе, где нет никого мало-мальски знакомого! А тут еще мороз градусов под шестьдесят. Рафит стоял на пороге жалкий, словно подброшенный щенок.
Куда податься? На конюшню? Но там не отапливается. Холод такой же, как и на дворе. К утру сдохнуть можно. И решил дождаться стариков здесь. Другого выхода не было.
А время шло. Ноги немели. Зубы стали выстукивать лихую дробь. Он сел на чемодан, пытаясь хоть как-то согреться. И, наконец, шаги к дому услышал. Попытался встать, сказать, что-то но не смог. Ноги одеревенели. Язык — точно примерз.
— Сидит? — услышал Магомет голос Петра.
— Куда ж ему деваться? Сволочи этой некуда идти, — ответил Геннадий. Старики прошли мимо. Открыли дверь. Вошли. Встал и Рафит. Но дверь захлопнулась перед самым его носом и закрылась изнутри на засов.
Рафит стал ошалело стучать. Страх за свою жизнь, страх перед холодом, мутил рассудок. Но в коридоре было тихо. Никто не хотел открывать ему.
Он подошел к окну. Застучал в него так, что стекла задрожали.
— Я те стукну сейчас! — послышалось из дома.
— Пустите! — шипел он замерзающей глоткой.
Кто-то вышел, снял засов и приоткрыл дверь. Рафит юркнул в нее, дрожа всей шкурой. Не глядя на стариков шмыгнул к печке. Душа плакала от холода. Он снял шапку, расстегнул телогрейку. Хотел снять ее. Но голос Петра остановил:
— Не торопись раздеваться. Не у себя дома! Не для того пустили. Для разговора! А он недолгим будет. И в телогрейке посидишь!
Слова, будто пощечины по лицу, обожгли. Но смолчал. Деваться некуда. Надо стерпеть все, что они скажут. Согласиться. Свое потом можно сделать. Выждать. Сейчас ни к чему. В случае чего, им поверят. Им, но не ему.
Ты что же это, сволочь, на Петра руку поднял? Ты что такое? Ты что в лагере? С ворами? Что корчишь из себя? Ты как посмел? Да мы тебя сегодня же могли в милицию сдать! Ты это понимаешь? Чего ты стучался? Ты кто здесь? А ну — вон! Чтоб духу твоего вонючего не было! — подошел побледневший Геннадий.
— Завтра уйду! Сегодня некуда, — прижался к печке Рафит.
— Черт с ним, пусть переночует, — остановил Геннадия Петро.
— Негде ему ночевать? Пакостить нашел где? — не унимался Геннадий.
— Не трожь говно — буркнул с кровати Петро. И, повернувшись к Магомету, сказал:
— Сегодня ночуй. Но завтра все! Слышишь?
Рафит быстро стянул сапоги, телогрейку. Долго грел спину у печки. Потом живот. Старики молча наблюдали за ним.
— Чай согрей этому припадочному, — попросил Петро Геннадия и добавил:
— А то стучит зубами на всю избу.
Геннадий молча подкинул дров в печь, поставил чайник.
— Слушай, ты! Если ты на лошадях не ездил никогда, не ухаживал за ними, нужно было сказать. Почему второй день подряд кобыле корма в ясли не кладешь? Она тоже есть хочет. Кто за тебя это будет делать? — спросил Петра.
— Забывал. Отвык. Теперь буду помнить, — отозвался Магомет.
— Где б ты не жил, знай, за лошадь мы с тебя спросим, — предупредил Геннадий.
Рафит согласно кивнул головою.
Петро сел в кровати. Закурил. И обратился к Магомету:
— Ты хоть в баню сходи. Завтра она работает.
— Жаль, что не сегодня, — тихо отозвался Рафит.
— Пей чай, — буркнул Геннадий, сняв с плиты зашипевший чайник.