Книга Навеки твой - Карен Хокинс

Увиденное превзошло ожидания Венеции. Ведь кровать могла оказаться не слишком удобной, матрас – комковатым, к тому же при широко распахнутой двери по комнате тянуло сквознячком из окна, однако Венеция считала, что в комнате будет тепло. Венеция опустила на пол свой немудрый багаж.

– Все прекрасно, – сказала она.

Миссис Тредуэлл просияла.

– Я убирала здесь сама, точь-в-точь по картинке, которую увидела в модном журнале для леди. – Она окинула комнату критическим взглядом. – Я не могла, конечно, подобрать оттенок голубого цвета для занавесок такой же, как в журнале, но он похожий.

– И что, все комнаты в вашей гостинице такие же красивые?

– Самая красивая у нас – это большая спальня. Ее занимает миссис Блум со своей компаньонкой. Приехали они вчера поздно вечером и пожелали малость отдохнуть и подремать нынче, так что вы их не видели. Познакомитесь за обедом, потому как миссис Блум не из тех, кто экономит на еде, ежели вы понимаете, что я хочу сказать, – пояснила миссис Тредуэлл и для важности многозначительно надула щеки. Венеция улыбнулась.

– А как насчет другой комнаты, о которой мыс вами договаривались?

– Видите, какое дело, эта комната маловата, особенно для двух джентльменов, я и решила, что вам тут будет лучше, тем более печка горячая, прямо обжигает пальцы, если дотронуться. – Миссис Тредуэлл вдруг бросила на Венецию опасливый взгляд. – Прошу прощения, можно спросить, откуда у лорда Маклейна такой шрам? Я вовсе не хочу сказать, что он его портит, Боже упаси! – поспешила добавить хозяйка гостиницы. – Он такой же красивый, как те рыцари, которых я видела в книге с картинками.

– С ним произошел несчастный случай, когда ему было, четырнадцать лет. Он и его братья постоянно играли в войну. Однажды, когда они сражались на шпагах, с одной из них сорвался наконечник, который надевают для безопасности, а брат Грегора этого не заметил, ну вот и все. – Венеция пожала плечами.

Миссис Тредуэлл прищелкнула языком.

– Горячие ребята, верно?

– Да они и сейчас такие же, за исключением одного, – сказала Венеция. – Каллум, младший брат лорда Маклейна, погиб полтора года назад.

Грегор до сих пор угрюмо затихал, когда при нем упоминали имя Каллума.

Миссис Тредуэлл снова прищелкнула языком.

– Да, это очень тяжело – потерять родного брата. Осмелюсь сказать, вы это понимаете, сами видели, как ваш собственный брат чуть не погиб. Вас это потрясло.

– Да, разумеется. Но он почему-то кажется мне несокрушимым.

– Верно, я чувствую то же самое по отношению к моему брату. Он, его Сирилом зовут, так вот, он скачет на необъезженных конях, участвует в гонках карет, делает всякие другие опасные вещи и ни одной царапины до сих пор не получил! – Миссис Тредуэлл покачала головой.

– Да, мистер Уэст тоже такой. Никогда не прислушивается к голосу разума и при этом убежден, что ему никогда не придется расплачиваться за собственную глупость, такая, право, досада! – Глухое урчание в желудке напомнило Венеции, что из-за несчастного случая она пропустила ленч. – Большое спасибо вам за вашу доброту, миссис Тредуэлл. Могу я спросить, скоро ли будет готов обед?

– Очень скоро. Мистер Тредуэлл нанял девушку помогать на кухне. Ее зовут Элси, и, уверяю вас, она замечательно готовит, редко встретишь такую кухарку. Уж здесь вам не придется голодать, мисс! Наш «Синий Петух» славится своим гостеприимством.

– Уверена, любой из нас с этим согласится.

Миссис Тредуэлл снова просияла улыбкой:

– Благодарю вас, мисс! А теперь, прошу прощения, мне надо отлучиться на кухню и узнать, не нужна ли Элси помощь. Готовить я не умею, но помешать в кастрюле могу, если понадобится.

Миссис Тредуэлл удалилась, затворив за собой дверь.

Венеция подошла к кровати, буквально рухнула на нее и уронила подбородок на скрещенные руки.

Она не могла поверить, что нелепые планы Рейвенскрофта могут втянуть ее в такую неурядицу. Но еще более невероятным показалось ей выражение лица Грегора, когда тот собирался покинуть общую комнату гостиницы. Был момент, короткий, не более секунды момент, когда он смотрел на нее так, словно хочет ее.

Сердце у нее забилось чаще. За все годы их знакомства он ни разу не смотрел на нее так. Он вообще не смотрел на нее. Не замечал, например, что она постриглась или что у нее новая накидка – словом, ни на что не обращал внимания.

Она-то на него поглядывала то и дело, да и кто бы ее осудил за это? Он был красив какой-то опасной, ошеломительной красотой и, главное, знал об этом. Венеция обхватила руками подушку и ощутила подбородком мягкое, гладкое, словно шелк, льняное полотно. К счастью для её сердца, Грегор если и отличался красивой наружностью, характер имел тяжелый. Высокомерный, вспыльчивый, он нередко бывал груб со своим слугой. Но самое худшее заключалось в том, что любое проявление милосердия или покровительства другим он воспринимал как слабость.

Зато лучшие качества Грегора делали их дружбу стоящей. Он был умен и остроумен, привязан к своим родным и обладал таким старозаветным качеством, как рыцарское благородство, хотя не признал бы этого ни за что на свете. Но главное – он был прекрасным другом, терпеливо выслушивал жалобы Венеции, от души поздравлял с триумфами. Если ей случалось упасть с лошади, он первым приходил на помощь. А если удавалось совершить прыжок высокого класса, он поздравлял Венецию искренне и чистосердечно – редкое качество в мужчине, как она считала.

Венеция перекатилась на бок и стала смотреть в потолок, рассеянно отметив про себя, что трещина на нем похожа на знак вопроса. Было бы хорошо, если бы они с Грегором сохранили прежнюю дружбу, а это не очень легко, если учесть врожденную – как бы это назвать? – чувственность Грегора.

Она подумала о том, как Грегор посмотрел на нее в общей комнате, и кивнула самой себе. О да, она совершенно правильно назвала это чувственностью. Теперь, когда она испытала на себе этот его взгляд, ей стало понятно, почему многие молодые женщины в Лондоне ведут себя в его присутствии как настоящие дурехи. Она почувствовала себя привлекательной, соблазнительной, легкомысленной, почти опьяневшей. И это всего лишь от единственного короткого взгляда.

Грегор умел завлекать и покорять без всяких видимых усилий. Он словно Крысолов из старой сказки увлекал женщин, притягивая их к себе, невидимыми нитями таинственной мелодии, такой властной, что женщина могла упасть в пропасть со скалы, даже не осознавая грозящей опасности. Венеция наблюдала такие истории одну задругой и каждый раз только головой качала по поводу женской глупости. Но сейчас она подумала, что понимает немного больше.

Снаружи до нее донесся чей-то крик, потом резкий звук отодвигаемого засова на воротах конюшни. Венеция встала и, подойдя кокну, раздвинула тяжелые шторы. От широких оконных стекол потянуло холодом, и Венеция вздрогнула. Опершись одной рукой на подоконник, она другой протерла затуманенное стекло и увидела, что грум Рейвенскрофта подъезжает к конюшне верхом на одной лошади, ведя в поводу вторую.