Книга Кукольник - Дин Кунц

Он соскучился без компании, без той особой компании, которую знавал в прежние времена с Пертосом. Конечно, Никто тоже был своего рода компанией, но не той, которую он искал. Никто слишком напоминал его самого, чтобы служить полноценным дополнением: запутавшийся, потерянный, вечно ищущий точку опоры. Самюэль тоже не мог устроить Себастьяна как партнер, он слишком боялся вмешиваться, не хотел, чтобы его предложения звучали как команды. Он не понимал, что идиот нуждался в том, чтобы им командовали. Мир казался страшно ненадежным и зыбким, и Себастьяну требовался кто-нибудь вроде Пертоса, кто сказал бы ему, как жить дальше.

По какой-то причине в его сознании постоянно присутствовала Битти Белина. Она была точкой соприкосновения со старым сценарием, с той жизнью, которой он больше не жил. Если бы ему удалось воссоздать ее, все пошло бы хорошо. Себастьян был убежден в этом. Он забыл, как она с ним говорила, как смеялась над ним вместе с другими, как просила его убить Пертоса.

Она была красивая кукла.

Себастьян помнил, что ему нравился ее смех.

И улыбка.

И золотые волосы.

Если бы Битти Белина вернулась к нему целой и невредимой, все было бы хорошо. И возможно, будь она здесь с ним, прекратились бы ночные кошмары про другую девушку по имени Дженни с ножом в животе... Если и существовала панацея от всех плохих воспоминаний, это была Белина.

Ближе к концу октября Себастьян снова собрал все секции Горна в кузове грузовика. Он забыл, как заряжать аккумулятор, но без труда вспомнил, как собирать Горн. Идиот свернул ольмезианскую амебу, и она, тихонько пульсируя, прильнула к задней стенке Горна, освободив ему путь. Он осторожно приступил к очередной неуклюжей попытке освоить искусство быть Богом.

Никто наблюдал.

На этот раз кукла-урод проявляла к процессу воссоздания больший интерес, чем прежде. За прошедшие недели он успел узнать Себастьяна и перестал бояться своего хозяина. Никто стоял на обшивке Горна, рядом с передней стенкой, откуда была видна капсула-матка, и ждал чуда.

Себастьян перебирал матрицы-диски из папки-идентификатора, останавливаясь, чтобы изучить надписи на гладкой стороне каждой из них, как будто ждал, что одно-единственное слово вдруг выделится и засияет над неразборчивыми именами всех остальных - Белина. Однако, перебрав все, так и не понял, которая из матриц-дисков ее. Если же действовать наугад, то вполне могло случиться, что он восстановит коварную мачеху Виссу прежде, чем ему удастся вернуть к жизни Белину. А Себастьяну совсем не хотелось этого, хотя он знал, что может запросто отделаться от Виссы, снова сунув ее в Горн, если она попадется под руки раньше, чем Битти Белина.

- Что ты ищешь? - спросил Никто, после того как идиот просмотрел все диски.

Себастьян взглянул в перекошенное лицо, смотревшее на него, и его охватила злость вперемешку с жалостью.

- Какую-то конкретную куклу? - спросил Никто.

- Битти Белину, - наконец произнес идиот. Кукла-урод подняла один из дисков. Он был размером всего лишь с ладонь идиота, но в маленьких кукольных пальцах казался большим, как колесо от “ровера” Самюэля. Никто перевернул диск на другую сторону и увидел на пластиковой табличке имя куклы - аккуратно вытравленные на шероховатой поверхности кольца памяти. Потом положил его и взял другой.

- Ты можешь.., найти? - спросил Себастьян, чувствуя, как прежний восторг охватывает душу.

- Конечно, - сказал Никто. - Дай мне пару минут.

Это заняло десять минут. Он протянул Себастьяну матрицу-диск, внешне ничем не отличавшуюся от других.

- Она?

- Она.

Пальцы идиота дрожали. Он не мог сообразить, что делать. Держа матрицу-диск, он держал в руках Битти Белину. Он почти ощущал тепло ее тела, трепетание пульса, скользящую тень от длинных золотых волос. И все же это был всего лишь пластик, плоский, круглый и ничего не говорящий.

Может быть, еще не поздно. Может быть, можно вернуть старую жизнь, и все будет как прежде. Если Битти Белина здесь, в этой матрице-диске, значит, она не изменилась. Она может вернуться и начать жить в своей старой сказке, где принц убивает коварную мачеху, а она всегда остается живой и счастливой.

Потом он вспомнил про плоть в Горне и понял: даже если матрица-диск не изменилась, тело может получиться кривым и уродливым.

Его охватил ужас.

- Ты собираешься сделать ее? - спросил Никто. Себастьян, ничего не соображая, взглянул вверх. Его глаза смотрели печальней, чем обычно, губы обвисли.

- Ты собираешься оживить ее? - продолжал тот настаивать.

Через некоторое время ему удалось выдавить из себя:

- Да.

Держа в руках пластиковую матрицу-диск, он думал о том голубом луче прожектора, который падал на нее, когда она стояла посреди сцены. Он вспоминал ее волосы, отливавшие золотом, публику, немевшую от ее красоты. Себастьян ни разу не вспомнил о том, как она стояла голая между ног Элвона Руди, или о том, как она пыталась выцарапать ему глаза, как укусила его в шею, когда он пришел; чтобы защитить ее.

Он сунул матрицу-диск в транслятор памяти и услышал, как в глубине Горна раздались первые звуки. Сначала был протяжный рокочущий гул, потом шум компьютеров, обменивающихся информацией, затем свист заработавших магнитных лент, к которым обращалось запоминающее устройство. Капсула-матка наполнилась пока еще бесформенной синтетической плотью, которая вскоре должна была претерпеть изменения. Потом послышалось отдаленное шипение, щелчок, и снова тишина. Все это очень напоминало автомат для игры в пинбол, который загорается, получив десять центов, а потом ждет серебряной монеты, чтобы начать работать.

- Это все? - спросил Никто. Он подошел вплотную к смотровому окошку и, касаясь лицом стекла, посмотрел на бесформенное желе. - Это все, что нужно, чтобы получилась Битти Белина? Только эта жидкая масса?

Свет был зеленым.

Себастьян осторожно взялся за ручки и начал манипулировать ими. Ручки легко поворачивались в любую сторону и крутить их можно было сколько угодно. Когда он сжимал их круглые рукоятки в своих ладонях, у него возникало странное и приятное ощущение, как будто перед ним были не просто рычаги, а нечто роднящее его с каким-то существом, созданным без матрицы-диска, и все же не менее реальным, чем куклы.

Свет стал янтарным.

- Там что-то происходит, - сказал Никто, показывая пальцем.

Синтетическая плоть изгибалась, стремясь принять определенную форму. Однако в этой отчаянной возне в капсуле-матке чувствовалось что-то заведомо ненормальное. Судороги плоти походили больше на разрастание раковой опухоли, чем на рождение здоровой куклы. Она корчилась и светилась цветами разложения.

- Скоро, - произнес Никто.

Но этот янтарный цвет говорил о другом. Идиот вертел ручки туда-сюда, то обе по часовой стрелке, то обе против часовой, то в разные стороны. Он знал, что дальше должен быть красный и, наконец, ослепительно белый, признак того, что процесс воссоздания завершен удачно. Чем больше он жаждал появления нужного оттенка, тем сильнее его пальцы крутили ручки, и осторожность сменялась паникой.