Книга Царствование императора Николая II - Сергей Ольденбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туркестан, с его сухим и жарким климатом, ставил иные задачи. Здесь главным был вопрос о воде. Государево Мургабское имение показало, как много можно сделать при правильной постановке орошения. На площади в 104 000 десятин степи, где раньше рос только редкий колючий кустарник, были созданы водохранилища, в которые весной собиралась вода реки Мургаб. В 15 лет (1895–1910) там образовались хлопковые плантации из 25 000 десятин, фруктовые сады, поселения, освещаемые электричеством (для чего использовалась сила падения воды на запруде).
В самаркандской Голодной степи в октябре 1913 г. открыт был оросительный канал, получившей название Романовского; в 1915 г. только из одного этого канала должно было быть орошено 45 000 десятин, тогда как в общей программе гидротехнических работ Министерства земледелия в Центральной Азии было предусмотрено в том же году орошение еще 35 000 десятин.
В ознаменование трехсотлетия дома Романовых Государственная дума в 1913 г. постановила отпустить на орошение и другие сельскохозяйственные мелиорации 1 миллиард рублей (постройка русской железнодорожной сети стоила около 6 миллиардов рублей), причем программа использования первой части этого кредита в размере 150 миллионов рублей была совершенно разработана и готова к осуществлению.
Поистине поразительный пример того, как землеустройство, переселение, раскрепощение личности и развитие промышленности вдохнули и в русскую технику новую жизнь, блестяще развивая до тех пор прозябавшие ее отрасли.
* * *
Вскоре после отставки графа Коковцова, в феврале 1914 г. П. Н. Дурново представил государю записку,[211] в которой высказывал опасения за будущее России в случае сохранения прежнего курса внешней политики.[212] Дурново писал, что чисто оборонительный франко-русский союз был полезен: «Франция союзом с Россией обеспечивалась от нападения Германии, эта последняя – испытанным миролюбием и дружбой России от стремлений к реваншу со стороны Франции, Россия необходимостью для Германии поддерживать с нею добрососедские отношения – от чрезмерных происков Австро-Венгрии на Балканах».
Это равновесие было нарушено англо-русским сближением. Австрии было бы легко осуществить свои балканские планы во время японской войны и революции 1905 г., но тогда Россия «еще не связала своей судьбы с Англией», и Австро-Венгрия вынуждена была упустить момент. Наоборот, с англо-русского соглашения 1907 г. начались осложнения для России.
П. Н. Дурново указывал, что даже победа над Германией не дала бы России ничего ценного: «Познань? Восточная Пруссия? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управиться? …Галиция? Это рассадник опасного «малорусского сепаратизма». А «заключение с Германией выгодного торгового договора вовсе не требует предварительного разгрома Германии». Наоборот, в случае такового разгрома «мы потеряли бы ценный рынок». К тому же Россия попала бы в «финансовую кабалу» к своим кредиторам-союзникам. Германии также война не нужна; она могла бы отторгнуть от России только малоценные для нее густонаселенные области: Польшу и Остзейский край. «Немецкая колонизационная война идет на убыль. Недалек тот день, когда Drang nach Osten отойдет в область исторических воспоминаний».
* * *
П. Н. Дурново далее предсказывает такой ход событий, если бы дело дошло до войны: Россия, Франция и Англия с одной стороны, Германия, Австрия и Турция с другой. Италия на стороне Германии не выступит: она даже может присоединиться к противогерманской коалиции, «если жребий склонится в ее пользу». Румыния также будет колебаться, «пока не склонятся весы счастья». Сербия и Черногория будут против Австрии, Болгария – против Сербии. Участие других государств «явится случайностью», хотя Америка и Япония враждебны Германии и на ее стороне, во всяком случае, не выступят.
«Главная тяжесть войны выпадет на нашу долю. Роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны, достанется нам… Война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи – будем надеяться, частичные, – неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении… При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение… Начнется с того, что все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него… В стране начнутся революционные выступления… Армия, лишившаяся наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах населения оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».
Нарисовав эту мрачную картину, П. Н. Дурново заключал: «Тройственное согласие – комбинация искусственная, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с нею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии… Притом само собой разумеется, – добавлял П. Н. Дурново, – что и Германия должна пойти навстречу нашим стремлениям… и выработать совместно с нами… условия нашего с нею сожительства».
Нет сведений о том, как отнесся к этой записке государь. Быть может, она явилась запоздалой. Во всяком случае, в Германии в это время не замечалось никакого желания «пойти навстречу».
В Германии сложилось убеждение в непреодолимой враждебности России. Этому способствовал в известной мере тон русской печати (хотя на печать германские послы жаловались еще при Александре III); этому сильно содействовала та демагогическая кампания, которая велась в России по поводу возобновления русско-германского торгового договора.
Договор, заключенный в 1904 г. (срок его истекал в 1916 г.), несомненно, был для России менее выгодным, нежели договор 1894 г.: таможенные ставки на русские сельскохозяйственные продукты были значительно повышены. При всем том Германия была не только главным поставщиком, но и лучшим клиентом России, русский вывоз в Германию превышал полмиллиарда рублей, баланс все время оставался активным в пользу России.[213] Коковцов в своих мемуарах отмечает, что А. В. Кривошеин разослал по поводу подготовки торгового договора циркуляр, как бы призывающий земства, торговые палаты и т. д. к антигерманской кампании. Может быть, с точки зрения торга при заключении договора такая тактика имела известный смысл – можно было добиваться более выгодных условий, ссылаясь на общественное мнение, – но в напряженной обстановке 1914 г. это способствовало тому, что в Германии укрепилось мнение: «Наше дело в России проиграно, нам остается только вооружаться и затем, уповая на Бога, ждать, пока на нас нападут…»[214] А от «ждать нападения» до «предупредить нападение» – один шаг…